Эмма ценила похвалу ее академии. Что ж, это заслуженно. Как основательница академии для юных леди, устроенной в лондонском доме брата и невестки, она считала себя лично ответственной за своих учениц, а те сносили строгость и требовательность леди Лайонс, лишь бы стать образцовыми молодыми дамами – хотя бы внешне.
Эмма не рассчитывала, что сможет влиять на них после того, как они покинут академию, и поэтому, пока юные девицы находились под ее крылом, она всю свою энергию вкладывала в их воспитание.
– Я видела, как они умоляли Хита представить им лорда Вулвертона, – ответила Шарлотта.
Эмма побледнела. В голове промелькнули все мыслимые и немыслимые картины позора.
– И ты это позволила?
– Ну, я не… Эмма, не волнуйся. Хит ни за что не допустит никакого неприличия по отношению к девочкам.
Не на шутку взволнованная Эмма оглядела зал.
– О Боже! Я опасаюсь не за их нравственность. Ты видела, как они себя ведут, стоит дать им волю? Их нельзя спускать с поводка.
Шарлотта изумилась:
– С поводка?
– Сама посмотри.
Лорд Вулвертон с беспомощным видом стоял в кружке юных девиц и озирался, явно желая удрать. Необычная ситуация для человека с репутацией кондотьера!
Но сейчас дело не в лорде Вулвертоне и его прошлом, а в трех обступивших его девушках, которые вели себя как молочницы на деревенском лугу. Они пронзительно хихикали, обмахивались веерами и поедали его светлость глазами, совершенно забыв все наставления об утонченном поведении, которые Эмма вбивала в их юные головы.
Эмма поспешила к ним, стараясь не смотреть на их жертву.
– Девочки, подойдите к столу, я должна с вами поговорить.
Три веера слоновой кости мгновенно захлопнулись. Приструненные голосом наставницы, которую в семье называли «утонченным диктатором», девушки послушно просеменили к столу.
– Сейчас я вам ничего не скажу. – Эмма строго взирала на поникшие головки. – Поговорим позже. А теперь поздравьте новобрачных. Смею надеяться, что вы будете вести себя прилично, чтобы в будущем смогли последовать этому примеру.
– Но он сын герцога…
– Замолчите. Он пользуется дурной славой и… – Эмма предпочла не договаривать, потому что девочки есть девочки и она лишь разожжет их женское любопытство, если добавит детали к приключениям этого человека.
Эмма считала, что большинство молодых женщин тайно тяготеют к джентльменам, которых в обществе называют испорченными. Но Эмма этим не страдала. Она не питала романтических иллюзий относительно брака с одним из таких мужчин. Будучи сестрой пяти братьев Боскасл, она имела возможность наблюдать безнравственных представителей сильного пола.
– Вас здесь только трое, – сказала Эмма. – Кого-то нет. Где мисс Баттерфилд?
– Она объелась взбитыми сливками, леди Лайонс, и побежала наверх. Она сказала, что ее сейчас стошнит.
– И это на свадьбе?
Эмма поморщилась.
– Даю вам несколько минут, чтобы прийти в себя, а затем мы незаметно уедем.
Она украдкой оглядела комнату, ища глазами Уильяма. Он казался ей порядочным человеком, немного позер, но, несомненно, джентльмен с принципами. Он не мог уйти, не попрощавшись. Возможно, он хотел это сделать, но она отвлеклась и не заметила его.
Да, отвлеклась.
Эмма нерешительно посмотрела на мужчину, стоявшего напротив нее за изысканно накрытым столом. Обычно, чтобы оценить мужчин, ей не требовалось много времени. Какое замечательное у него лицо! Взглядом знатока она окинула фрак-визитку из серого шелка и черные панталоны, обтягивающие длинные, мускулистые… Но что это? Эмма была разочарована. На нем сапоги для верховой езды! На свадьбе? И к тому же он оперся рукой о стол, едва не угодив ладонью в блюдо с приправленными зеленью колбасками. Это недопустимо! Она фыркнула и поспешно отвернулась, чтобы он не заметил ее взгляда. Но поздно.
– Прошу прощения, – произнес он, и она не могла не отметить, что у него красивый, глубокий голос. – Вы, кажется, что-то сказали мне, а я не расслышал.
Много шуму из ничего.
Десять лет нисколько не изменили скучных ритуалов английского света.
Благополучно избавившись от надоедливых дебютанток (Хит предупреждал, что они будут на свадьбе), Эйдриан подошел к столу и увидел элегантную даму. Младшая сестра Хита, догадался он, а это значит – безопасная гавань в море неискренности. Боскаслы сами немало нагрешили, чтобы судить других. Среди этой семьи Эйдриан мог говорить то, что думал, притворство вызывало у них издевку, они любили шутки и розыгрыши. В обществе Боскаслов дышалось свободно.
Когда молодая дама смущенно ему улыбнулась, он спрятал руки за спину и сделал вид, что разглядывает свадебный пирог. Взгляд задержался на украшении из сахарных фиалок.
– Засахаренные сладости, – произнес он. – Я не пробовал этого с пяти лет. На Рождество моя мать потихоньку таскала их мне из кухни, а потом говорила, что повар забыл положить их на пирог.
Он потянулся за лакомством. И тут же тонкая рука в белой перчатке до локтя резко опустилась ему на запястье.
Он игриво засмеялся.