Рагиро показалось, что он начал понимать Райнера. Не достаточно хорошо, чтобы простить, но достаточно, чтобы смотреть на него без давящего чувства между ребер. И он посмотрел. Разговор окончился. Произнеся намного больше, чем хотели, они на несколько секунд решили, что готовы пойти друг другу навстречу. Но наваждение прошло.
— Я не стану извиняться, Рагиро, — повторил свою первую фразу Райнер. — Но мне жаль, что твоя жизнь сложилась так. Я не желал подобного ада для кого-то из своей семьи, — он развернулся к двери и направился к выходу.
— Мне тоже жаль, потому что мы никогда не были семьей. И вряд ли когда-то станем, — напоследок бросил Рагиро, прежде чем дверь за Райнером закрылась.
***
Эйлерт стоял напротив двери в спальню, дожидаясь Райнера. Они не сказали друг другу ни слова и разошлись в разные стороны, но Лерт в очередной раз пожелал, чтобы их жизни — жизни каждого, кто хоть как-то был причастен ко всей этой истории — сложились по-другому. Если высшие силы могли хоть что-то исправить, то он со всей несвойственной верой просил их переписать эту историю. Эйлерт никогда не был особо религиозен, но в такие моменты безмолвно обращался к небу. Другие люди называли это молитвой, но он слишком не любил Бога, как и не любил молиться.
Вернувшись к Рагиро ещё более задумчивый и напряженный, Лерт подошёл близко-близко и, не спрашивая, уткнулся лбом ему в плечо. Закрыл глаза, слушая тишину.
— Весь разговор подслушал?
Вся ненависть растворилась, едва Эйлерт зашел в комнату, и Рагиро слабо улыбался — Лерт слышал по голосу. Они давно научились предугадывать настроения друг друга, успокаивать действиями, словами, взглядами, и за много лет ничего не забыли. Чувство безмятежности, которое они обрели, вновь оказавшись рядом, — лучшее чувство, что когда-то им доводилось испытывать.
— Я не подслушивал, — прошептал Эйлерт и тихо рассмеялся. Оба знали, что он говорил неправду, но обоих это устраивало.
— Конечно, я так и понял. Охранял дверь, чтобы нам с Райнером никто не помешал, — Рагиро редко шутил и редко смеялся, и тем ценнее становился этот момент.
— Именно, — серьёзно подтвердил Лерт, не открывая глаз. — Насчет того, что сказал Райнер… я не…
— Забудь. Я не собираюсь винить тебя в поступках тех, кого ты даже не знаешь. Всё в порядке.
В порядке, конечно же, ничего не было, но Эйлерт благодарно кивнул и не стал продолжать. Рагиро ещё не определился, какие чувства его одолевали от осознания, что семья самого дорогого ему человека причастна к ужасам, которые творили Инганнаморте, но точно знал, что обвинять его в этом он не имел права.
Они простояли в абсолютном молчании не одну минуту, не двигаясь, почти не дыша и надеясь, что мир застынет и стрелки часов больше никогда не пойдут вновь. Им катастрофически не хватало времени и друг друга. Никто не мог ничего поделать, разве что наслаждаться единственной ночью, после которой первостепенной задачей станет смертельная битва. Битва, из которой вернутся не все.
Рагиро бережно, едва ощутимо коснулся предплечья Эйлерта, задержал дыхание и несильно сжал его руку. Такие прикосновение — единственное, что они могли себе позволить. Нечто большее — слишком опасно, слишком неосмотрительно, слишком безрассудно. Просто слишком. Эйлерт это понимал так же хорошо, как Рагиро, и, так же как Рагиро, был с этим категорически не согласен.
Он поднял голову, посмотрел Рагиро в глаза. Их разный цвет никогда не пугал Эйлерта, скорее наоборот — привлекал. Это казалось чем-то необычайно волшебным, и Лерт в какой-то степени был прав. Но сам Рагиро ненавидел столь яркое отличие от других,
Когда Рагиро был рядом, Эйлерт чувствовал себя спокойно, а ему зачастую не хватало немного спокойствия, как вечно бушующему морю.
Когда Эйлерт был рядом, Рагиро чувствовал себя в безопасности потому что до встречи с ним не знал даже значения этого слова.
Это произошло инстинктивно. Эйлерт приблизился к Рагиро, сокращая расстояние между ними ещё сильней; Рагиро не отстранился, вслушиваясь в чужое размеренное дыхание. Их губы невольно соприкоснулись — сначала всего на одно мгновение, а потом в несмелом поцелуе.
Это длилось недолго. Они целовались осторожно, словно боялись друг другу навредить, словно поцелуем можно убить. В жизни Эйлерта были и женщины, и мужчины, которых он любил, но никто никогда не мог заменить ему Рагиро. И дело было не только в любви. В жизни Рагиро не было никого, кроме Эйлерта, и вряд ли он смог бы остаться человеком, не появись в далёком прошлом мальчик, сын пирата, со светлыми рыжеватыми волосами.
— Тебе пора, — перестав целовать, прошептал Рагиро в самые губы Лерта.
Оба знали: если они не остановятся сейчас, то не смогут победить Бермуду с холодной головой и чувства затуманят разум. Допустить такую ошибку означало заведомо проиграть. У них не было права на промахи. Только не сейчас, когда они так близко к самому заветному.