Дьявольские возлюбленные 3: Потерянный Эдем (СИ)

— Ты не кажешься удивлённым, — Юи сказала об этом Руки, но не с той целью, чтобы осудить. — Коу очень заинтересован…

— Это всего лишь Джаз или Блюз, — сообщил он о своих догадках. — Они возникли в конце XIX — начале XX века. Полагаю, что именно это мы и услышим этим вечером…

— От тебя ничего не скроется, — Юи мягко улыбнулась, стараясь соглашаться с мужем во всём.

— К моему сожалению, это касается лишь вещей незначительных, там, где бы я хотел обладать предвидением — слишком темно, и, как ни странно, этой тенью оказалась моя горячо любимая жена…

— Руки, если ты желаешь говорить… — она хотела сказать, что готова выслушать его, но он прервал.

— Я на свежий воздух, — он развернулся и, взяв шляпу, пошёл к выходу. — Будут осложнения, зови прислугу. Они разыщут меня, если в этом будет нужда.

«Нужды не возникнет… — вздохнула она, в который раз увидев захлопнувшуюся дверь. — Он очень обижен, не желает говорить сам, думаю, меня и слушать не станет… Всё бесполезно, я не могу сказать, что люблю его, поэтому так боюсь потерять. Слова тут бессильны. Он не поверит мне… Я отдала ребёнка Карле, тому, кто убил его и заставил меня снять его кольцо. Я сама отказалась от него, вот и расплачиваюсь за ошибки прошлого…» — Комори смирилась, огляделась и вновь вздохнула. Каюта оказалась очень просторной: одна проходная и две раздельные комнаты — спальня и кабинет, с такими апартаментами Юи и не надеялась на тёплое плечо под боком ночью.

***

Сверкает, блестит… Высшее общество редко знает разницу между элегантностью и абсурдностью. Привыкнуть к подобному контрасту для Руки было нелегко, Юи же оказалась гибка. Он мог бы порадоваться за жену, но почему-то это злило его.

Зал был полон народа. Все люди из высшего света, яркие и пёстрые, среди круглых столов с белыми до рези в глазах скатертями, между колон из какого-то дорогого дерева, в огнях, искрящихся светом люстр — это действовало Руки на нервы. Будучи вампиром, он никогда не знал покоя, а теперь все его внутренности слипались от присущей ему мизантропии.

На низенькой сцене собирались музыканты, Коу нервничал. Их тёмная кожа начала вызывать в нём странный интерес: как выглядит их кровь, она такая же красная или её цвет совершенно иной? А когда тёмной женской кожи касается белая рука мужчины — это пленительно или отвратительно? И какова их кровь на вкус?.. В его голову бурлили мысли, некоторых он боялся, а от других приходил в неописуемый восторг. Представляя красивую новоорлеанскую негритянку в своих руках, он осушал вот уже второй стакан холодной воды. Пугали же его помыслы о крови людской. Он никогда не думал, что может желать чего-то настолько необычного, но это ощущение выжигало на его горле клеймо, и ему, невзирая на последствия этого страстно хотелось.

— Идёт… — сказал Азуса, поглаживая пальчиком сверкающий на белой салфетке нож.

— Где? — закрутил головой Коу. — Я не вижу никакой новоорлеанской юной красавицы!

— Наша певица из Алабамы, но я слышал, что парнишка на контрабасе из Нового Орлеана, так что подумай о красавцах, а чтобы разглядеть певицу, возьми немного ниже, — сказал ему Юма, заметив, как между рядов идёт невысокая темнокожая девочка.

Когда она миновала их столик и вышла на сцену, у бедного Коу руки опустились. Ещё никогда его мечты не разбивались с таким треском. Маленькая, с худыми обнажёнными ручками, волнистыми прилизанными до блеска волосами и яркими накрашенными губами.

— Руки, тебя не укачало? Ты почти позеленел? — заметил Юма изменения в лице старшего брата.

— Руки? — позвала его Юи, когда он не смог ответить брату, как и отвести взгляда от сцены. Его серые глаза расширились, пальцы обхватили скатерть с силой, которая свойственна человеку в ситуациях крайних, безумных. От перенапряжения его косточки на кистях выступили до характерной разорванным под кожей капиллярам красноты.

— Он не реагирует, — привстал Коу, чтобы посмотреть поближе, как девочка на сцене запела под музыку фортепьяно, губной гармошки и банджо, с чем Руки и подскочил, словно невменяемый. Он задел стол, последовал звон посуды, ничего не разбилось, но музыканты от подобной резкости и дышащего глубоко мужчины прервали свою игру. Коу и сам отскочил, упав обратно на стул.

— Прошу его извинить, — поднялась Юи с улыбкой. — Ваша музыка такая громкая и весёлая, мой муж не был готов к такому представлению. Мы подышим воздухом… — она извинилась и поспешила вывести Руки на палубу. Как ни странно, но он слушался. В его голове одна мысль поедала другую, раз за разом, секунда за секундой, и вот рождалась новая, ещё более страшная и омерзительная, чем размахивающая кнутом прежде.

— Руки, — Юи поглаживала его по спине, боясь, что поручни, на которых он повис, окажутся его площадкой для поступков необдуманных. — Ты узнал эту девочку? Может, ты видел её днём, когда гулял?

— Эта девочка станет матерью блюза, — заговорил он глухо, подобно демону, который заполучил место на корабле среди живых. — Ма Рейни, настоящее имя Гертруда Приджетт, она начала петь в двенадцать лет, думаю, ей сейчас и тринадцати ещё нет…