Дьявольский коктейль

На первый взгляд шахта казалась скоплением огромных грязно-белых конусов. На вершину одного из них вела железнодорожная ветка. Подъехав ближе, мы увидели подъемник над входом в шахту, кучку административных зданий, общежитие для шахтеров и десятки декоративных финиковых пальм. Невысокие деревца весело шелестели перистыми листьями, изо всех сил стараясь оживить угрюмый индустриальный пейзаж - словно лопату завернули в подарочную упаковку и перевязали цветной ленточкой.

Ван Хурен с улыбкой извинился за то, что не может спуститься в шахту вместе с нами: у него все утро расписано по минутам.

- Увидимся за ленчем! - пообещал он. - И как следует выпьем. Вам это не помешает!

Гидом, которого назначил нам какой-то менеджер на пару рангов ниже самого ван Хурена, был раздражительный молодой африканер. Он сообщил нам, что его зовут Питер Лозенвольдт и что он горный инженер, а также дал понять, что показывать нам шахту ему неприятно, что его оторвали от работы и вообще это ниже его достоинства.

Он провел нас в раздевалку, где мы должны были сменить свои костюмы на одинаковые белые комбинезоны, тяжелые башмаки и высокие каски.

- Не берите с собой в шахту ничего своего, кроме трусов и носовых платков, - распорядился Лозенвольдт. - Никаких камер! - указал он на аппаратуру, которую приволок с собой Конрад. - Вспышки опасны. Никаких спичек. Никаких зажигалок. Если я говорю нельзя, значит, нельзя.

- А бумажники как же? - вызывающе осведомился Данило. Он был раздражен и не скрывал этого.

Лозенвольдт посмотрел на него и увидел перед собой более красивого, более богатого и, очевидно, куда более приятного человека, чем он сам. Это не улучшило расположения его духа.

- Оставьте все, - сердито сказал он. - Помещение запрут. Все ваши вещи будут в целости и сохранности.

Пока мы переодевались, он ушел и вскоре вернулся в таком же снаряжении, как и у нас.

- Готовы? Хорошо. Значит, так: мы должны спуститься на глубину четыре тысячи футов. Подъемник движется со скоростью две тысячи восемьсот футов в минуту. Под землей жарко. Каждый, кто ощутит приступ клаустрофобии или почувствует себя плохо, должен немедленно попросить, чтобы его вернули на поверхность. Понятно?

Мы угрюмо кивнули.

Лозенвольдт внезапно уставился на меня, задумался, потом, поджав губы, покачал головой. Развеять его сомнения никто не потрудился.

- Ваши фонари на столе. Пожалуйста, наденьте их на каски.

Фонари состояли из плоского, довольно увесистого аккумулятора, который носили на спине в районе поясницы, и лампы, которая крепилась спереди на каску. Аккумулятор соединялся с фонарем проводом.

Мы двинулись ко входу в шахту, похожие на бригаду гномов. Кабинка была наполовину открытая, так что мы могли свободно наблюдать проносящиеся мимо каменные стены шахты. Неудобно, ужасно шумно и противное ощущение, что под ногами у тебя несколько тысяч футов пустоты.

Возможно, спуск действительно занял меньше двух минут, но я не имел возможности это проверить: я не мог взглянуть на часы, поскольку стоял зажатый между Ивеном, в чьих огненных глазах вдруг промелькнул страх, и здоровенным шахтером двух футов четырех дюймов ростом и двадцати стонов^* весом, который забрался в кабину вместе с несколькими товарищами.

* Около 125 кг.

Наконец мы достигли дна шахты и выбрались из кабины. Внизу уже ждала другая группа, которая собиралась подняться наверх. Как только мы вышли, они зашли внутрь, прозвенел звонок, и кабина с лязгом исчезла в вышине.

- Залезайте в вагонетки! - распорядился Лозенвольдт. - В каждую помещается двенадцать человек.

Конрад оглядел вагонетки. На вид это были проволочные клетки на колесах, в которых могла поместиться крупная собака - при условии, что она свернется клубком.

- Сардинам в банке живется просторнее! - сказал мне Конрад.

Я рассмеялся. Но оказалось, что в вагонетке действительно помещается ровнехонько двенадцать человек. Правда, последнему приходится сидеть на краю дыры, служащей входом, и держаться за что-нибудь, чтобы не выпасть на ходу. Последним оказался Пентлоу, и держался он за комбинезон Лозенвольдта. Нельзя сказать, чтобы Лозенвольдту это понравилось.

Набитые под завязку вагонетки, грохоча, покатили по тоннелю, уходившему вдаль, насколько хватало глаз. Снизу, примерно на высоту четырех футов, стены были выбелены. Выше шла ярко-красная полоса шириной дюйма два, а дальше был природный серый камень.

Конрад спросил у Лозенвольдта, зачем эта полоса. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным, и кричать пришлось дважды, потому что отвечать Лозенвольдт не спешил. В конце концов тот неохотно сообщил:

- Это указатель для проходчиков! Когда штольня раскрашена так, ее проще делать прямой и ровной. Красная полоса - это уровень.

Разговор увял. Вагонетки проехали еще примерно пару миль и внезапно остановились в ничем не примечательном месте. Наступила блаженная тишина, в которой снова можно было нормально разговаривать. Лозенвольдт сказал:

- Отсюда мы пойдем пешком.