- Он наконец-то во всем разобрался, - снисходительно сообщил Ивен, вернувшись. - Я прочел ему то, что вы написали о Клиффорде Венкинсе, и он согласился, что, возможно, вы правы. Сказал, что очень переживает из-за Данило, потому что парень ему нравится, но обещал сделать все, как вы просите. Сказал, что сам прибудет сюда… прилетит на аэродром в Скукузе завтра утром. Полиция будет наготове. Мы с Конрадом встретим полицейских и ван Хурена в Скукузе и оттуда поедем на место, если будет похоже, что Данило проглотил наживку.
Данило мы собирались позвонить с утра. Даже если он прибудет в парк самолетом, мы успеем приготовиться к его прибытию.
Эта ночь показалась мне райской по сравнению с предыдущими, но все же до полного блаженства было еще далеко. К утру я почувствовал себя значительно лучше. Судороги прекратились, горло больше не горело огнем. Я дополз до ванной, скрюченный, точно ветхий Адам-пахарь, но все же дополз сам. И смог съесть банан, который Конрад принес мне на завтрак.
Конрад сказал, что Ивен пошел звонить Данило. Вскоре пришел и сам Ивен с довольной улыбкой на лице.
- Он был на месте. И я бы сказал, что наживку он проглотил как миленький. Под конец голос у него был чрезвычайно озабоченный - резкий такой, пронзительный. Спросил, почему я так уверен насчет ручки. Можете себе представить? Я сказал, что вы одолжили ее у Конрада в четверг вечером и я видел, как вы клали ее себе в карман. А потом, в пятницу утром, уехали в Йоханнесбург, не вернув ее.
ГЛАВА 17
Сесть обратно в эту машину показалось мне труднее всего на свете.
Мы добрались туда в половине одиннадцатого, и Ивен с Конрадом принялись деловито устанавливать разнообразное оборудование и сигнализацию, которая должна была предупредить меня о приближении Данило. Полчаса спустя, когда они управились, день успел превратиться в очередное пекло. Я выпил целую бутылку воды, которую мы привезли из Сатары, и съел еще один банан.
Ивен приплясывал на месте от нетерпения.
- Давайте, давайте! У нас мало времени. Нам еще ехать в Скукузу за ван Хуреном.
Я вышел из микроавтобуса, доковылял до машины, уселся на переднее сиденье и пристегнул ремни.
Угасающие угли тут же вновь вспыхнули ярким пламенем.
Конрад принес наручники. У меня перехватило горло. Мне не хотелось смотреть ни на него, ни на Ивена, ни на что вообще. Нет, я не могу! Все мои нервы и мышцы воспротивились этой мысли.
Я просто не могу!
Практичный Конрад посмотрел на меня и сказал:
- Послушай, Линк, еще не поздно отказаться. Это ведь была твоя идея, дорогуша. Он-то все равно явится, будешь ты здесь или нет.
- Зачем ты его отговариваешь - теперь, когда мы все устроили? - проворчал Ивен. - И потом, Линк ведь сам говорил, что, если его не будет в машине, когда Данило вернется, доказать что-то будет очень сложно.
Конрад все еще колебался. Это я виноват.
- Ну что? - спросил Ивен.
Я просунул руку в баранку. Рука дрожала. Конрад защелкнул наручники на моих запястьях - сперва на одном, потом на втором. Меня била дрожь.
- Дорогуша… - нерешительно сказал Конрад.
- Ну же! - нетерпеливо бросил Ивен.
Я ничего не сказал. Я чувствовал, что если открою рот, то начну со слезами умолять, чтобы они меня не бросали. Но ведь без этого не обойтись…
Ивен захлопнул дверцу и кивнул Конраду, приказывая садиться в машину. Конрад уходил, то и дело оборачиваясь, словно ожидая, что я его окликну.
Они забрались на переднее сиденье, сдали назад, развернулись и уехали. И надо мной сомкнулась сухая тишина парка.
И зачем только я разработал этот проклятый план? В машине было жарче прежнего, жара становилась нестерпимой. Через час, несмотря на то, что я выхлебал уйму воды, меня снова начала терзать жестокая жажда.
Ноги снова начало сводить. Позвоночник протестовал. Плечи окаменели от напряжения. Я проклинал собственную глупость.
А может, он не явится до вечера! Предположим, он не прилетит, а приедет на машине. Ивен позвонил ему в восемь утра. До Намби пять часов езды. Еще полтора часа, чтобы добраться до меня… Он может приехать часа в три, а то в четыре. Это значит, пять часов в машине…
Я засунул руки в рукава рубашки и откинул голову на спинку, чтобы спрятать лицо от солнца.
Мне уже не нужно было думать ни о водяных парах, ни о пакете. Исписанные карандашом листки лежали у меня на коленях, скрепленные ручкой Конрада. Я уже не испытывал колебаний между надеждой и отчаянием - и это, конечно, большое облегчение, - но зато у меня оказалось неожиданно много времени для чистых эмоций.
Минуты тянулись бесконечно.
Я думал о том, что премьера назначена на завтрашний вечер. Кто же все будет устраивать теперь, когда бедный Клиффорд Венкинс утонул? И успею ли я вовремя попасть в отель «Клипспрингер Хайтс»? Через сутки, побрившись, вымывшись, напившись и наевшись, я, пожалуй, буду готов явиться на прием. Все-таки люди платили по двадцать рандов за билет… Нехорошо будет не прийти…
Время ползло, как улитка. Я то и дело смотрел на часы.
Скоро час… Пять минут второго…