Дьявольский полк

Подножье горы огибала река, темно-синяя, как небо, на дне ее бриллиантами поблескивали камни. Наши миски были полны спагетти. Умельцы могли наматывать их на вилку. Одним из таких умельцев был Хайде; впрочем, он все делал превосходно. Порта высоко поднимал вилку, свободные концы спагетти болтались, и он шумно, с удовольствием втягивал их в рот.

Малыш уже съел все и грыз пальцы.

Всякий раз, когда снаряд взрывался неподалеку, мы падали на землю, не выпуская мисок, и весело смеялись, обнаружив, что целы.

Порта указал на несколько плывших по реке полуразложившихся трупов. До нас доносился их смрад.

Барселона засмеялся.

— Неважно, в каком окружении ешь, если ешь хорошо!

Порта обсосал с куска свинины масло и томатный соус, потом сунул его в карман. Он неизменно думал о черном дне.

Нас ни в грош не ставили, поэтому мы ненавидели войну. С другой стороны, довоенной жизни мы не помнили. Притворялся, что помнит, только Порта, но он был лжецом божией милостью.

У нас была оплетенная бутыль вина, вкусом оно напоминало кислоту, но что из того? Если зажимать нос, когда пьешь, это было почти незаметно.

Несколько снарядов попали в реку. Брызги чуть-чуть не долетели до нас.

Малыш вылизал миски дочиста, что избавило нас от необходимости их мыть. Он всегда вылизывал миски в походной кухне. Никак не мог насытиться. Правда, он был очень большим.

Мы просидели там все утро и большую часть второй половины дня. Место было хорошее. Нас, должно быть, искали уже несколько часов. Нам было наплевать. Эту войну выигрывали не мы — и наше отсутствие ничего не значило.

УНТЕРШТУРМФЮРЕР СС ЮЛИУС ХАЙДЕ

Малыш с Портой ехали в первом грузовике. Малыш держал древнее распятие, и они откровенно обсуждали, сколько бы выложил за такую вещь богатый коллекционер. Между ними сидела монахиня, не знавшая немецкого языка, и когда они непристойничали, смеялась вместе с ними, не понимая ни слова.

Когда мы подъехали к деревне Кассино, нас остановила полиция вермахта; в лучах фонариков заблестели наши эсэсовские эмблемы.

— Развлекаетесь? — засмеялся Порта в грубое лицо под каской.

— Особое подразделение? — проворчал полицейский.

— Именно, — непринужденно ответил Порта. — Выполняем особое задание самого рейхсфюрера СС.

Хайде подошел широким шагом, полы его шинели с погонами унтерштурмфюрера развевались, на груди болтался автомат.

— Черт возьми, кто смеет нас останавливать? — угрожающе заревел он.

Фельдфебель из полиции вермахта занервничал, щелкнул каблуками и отбарабанил:

— Разрешите доложить, герр унтерштурмфюрер, все машины подлежат обыску. Приказ армейского командования.

— Мне плевать на всех армейских командиров, — проревел Хайде. — У меня только один командир: рейхсфюрер СС. — Угрожающе повел автоматом. — Освободи путь моей колонне, фельдфебель, если не хочешь болтаться на виселице. И эта перевозка, имей в виду, совершенно секретная.

— Jawohl, герр унтерштурмфюрер, — испуганно пробормотал полицейский вермахта [104].

— И пошел к черту с этим «герр». Мы в СС давно без него обходимся [105]. — Хайде надменно вскинул руку и проревел в темноту: — Хайль Гитлер!

Шлагбаум подняли. Колонна двинулась дальше.

Разгрузились мы в крепости Сан-Анджело, вернее, разгружали другие, а мы тем временем пили, лежа в тени. Порта раздобыл целую корзину снеди. Несколько человек из роты обслуживания хотели примазаться к нам, но мы их грубо отшили; один штабс-ефрейтор начал наглеть, и это стоило ему двух передних зубов.