— Время перекусить, мамочка, — воскликнула Вики. — Возможно, перебьет аппетит к обеду, но она очень хорошо поела во время ленча. Не возражаете?
— Нет, конечно, — ответила Синди. Она улыбнулась Кэсси и поцеловала ее в макушку.
— Я вычистила кофейник, — сообщила Вики. — Отскоблила накипь. Хотите еще кофе?
— Нет, все в порядке.
— Возможно, я попозже поеду в магазин. Вам что-нибудь нужно?
— Нет, у меня все есть. Спасибо, Вики.
Вики поставила блюдце с мороженым перед Кэсси и погрузила ложку в зеленую с крапинками массу.
— Дай-ка я разомну — тогда ты сможешь за него приняться.
Кэсси облизала губы и запрыгала на стуле:
— Э-э-эй!
— Кушай, сладкая, — проговорила Синди. — Если понадоблюсь, я буду во дворе.
Кэсси помахала рукой и повернулась к Вики.
— Кушай, кушай, милая, — повторила женщина.
Я вышел на задний дворик. Синди стояла у забора. Вокруг планок забора земля была собрана в кучки, и Синди погрузила в одну из них пальцы ног.
— Господи, как жарко! — сказала она, откидывая волосы с лица.
— Да, жарко. Сегодня есть какие-нибудь вопросы?
— Нет… ничего особенного. Кажется, она чувствует себя хорошо… Думаю, что все будет… Думаю, когда начнется судебный процесс, вот тогда будет тяжело, да? Все это любопытство.
— Вам будет тяжелее, чем ей, — ответил я. — Мы сможем спрятать ее от любопытства публики.
— Да… думаю, да.
— Конечно, не обойдется без того, что пресса попытается заполучить ваши фотографии. Поэтому, возможно, придется время от времени менять место жительства — арендовать другие дома, но Кэсси можно спрятать.
— Тогда все в порядке — я беспокоюсь только об этом. Как поживает доктор Ивз?
— Я разговаривал с ней вчера вечером. Она сказала, что заедет сегодня.
— Когда она уезжает в Вашингтон?
— Через пару недель.
— Она планировала этот переезд или просто?..
— Об этом спросите у нее самой. Но знаю наверняка, что он не имеет к вам непосредственного отношения.
— Непосредственного, — повторила она. — Что это означает?
— Ее переезд носит личный характер, Синди. И никак не связан с вами или Кэсси.
— Она такая славная, только несколько сосредоточенная. Но она мне нравилась. Думаю, она приедет сюда на судебный процесс.
— Да, конечно.
От апельсинового дерева донесся цитрусовый аромат. Белые лепестки засыпали траву у ствола — плоды, которых никогда не будет. Синди открыла рот, чтобы сказать что-то, но вместо этого зажала его ладонью.
— Вы подозревали его, не так ли? — спросил я.
— Я? Я… Почему вы так говорите?
— Когда мы беседовали с вами незадолго до его ареста, я чувствовал, что вы хотите сказать мне что-то, но сдерживаете себя. Сейчас у вас было такое же выражение лица.
— Я… Это нельзя было назвать настоящим подозрением. Просто начинаешь размышлять, начинаешь задумываться, вот и все. — Она уставилась в землю. Ткнула ее ногой.
— И когда же вы начали задумываться? — спросил я.
— Не знаю. Трудно вспомнить. Вам кажется, что вы знаете кого-то, а потом происходит такое… Не знаю.
— Вскоре вам придется говорить обо всем этом, — предупредил я, — адвокатам и полицейским.
— Знаю, знаю, и это пугает меня, поверьте.
Я похлопал ее по плечу. Она отодвинулась и ударилась спиной о забор. Доски задрожали.
— Прошу прощения, — извинилась она. — Просто я не хочу думать об этом сейчас. Это слишком…
Синди вновь посмотрела в землю. Я понял, что она плачет, только когда увидел, что слезы сбегают по ее лицу и капают на траву.
Я притянул женщину к себе. Вначале она отталкивала меня, но вскоре затихла, прислонившись ко мне всем телом.
— Вам кажется, что вы знаете кого-то, — рыдала она. — Вам кажется, что вы… Вам кажется, что кто-то любит вас, а он… и потом… весь мир разваливается. Все, что, как вы думали, было настоящим, оказывается просто… фальшью. И ничего… Все уничтожено… Я… Я…
Я чувствовал, как ее трясет.
Сделав вдох, она пыталась продолжить:
— Я…
— Что вы хотите сказать, Синди?
— Я… Это… — Она покачала головой. Ее волосы касались моего лица.
— Все нормально, Синди. Расскажите мне.
— Мне нужно было… Дикость какая-то!
— Что именно?
— Тогда… Он был… Это он нашел Чэда. Когда Чэд плакал или был болен, всегда вставала я. Я была его матерью — и это была моя обязанность. Чип никогда не вставал. Но в ту ночь он вдруг проснулся. Я ничего не слышала. Я не могла этого понять. Почему я ничего не слышала? Почему? Я всегда слышала, когда мои малыши плакали. Я всегда вставала и давала ему возможность поспать, но на сей раз он не спал. Мне бы следовало понять! — Она ткнула меня в грудь, прорычала что-то, потерлась головой о мою сорочку, как будто пытаясь стереть свою боль. — Я должна была понять, что что-то не так, когда он пришел за мной и сказал, что Чэд нехорошо выглядит. Нехорошо выглядит! Он был синим! Он был… Я вошла и обнаружила его лежащим там… просто лежащим там без движения. Его цвет… все… было кончено. В этом было что-то не так! Чип никогда не вставал, когда дети плакали. Что-то было не так! Я должна была… Я должна была понять все с самого начала! Я должна была… Я…
— Вы не могли этого сделать, — успокаивал я. — Никто не мог знать.