Дьявольский вальс

— Черти, а не ребята. Я их вышибаю, а они лезут обратно. Во все дыры. Занялись бы чем-нибудь — разобрали бы свой номер в отеле, но… Ой-ой, подожди. Лукас, брось! Пальцы тебе когда-нибудь еще пригодятся. Прости, Алекс. Он отбивал дробь рядом с циркулярной пилой. — Ее голос стал более мягким. — Слушай, мне надо идти. Как насчет пятницы? Устроит?

— Вполне. У меня или у тебя?

— Еще не знаю, когда освобожусь, Алекс, так что давай я заеду за тобой. Обещаю быть не позднее девяти. О'кей?

— О'кей.

Мы попрощались. Я сидел и раздумывал, какой же независимой она стала.

* * *

Взяв в руки старенькую гитару фирмы «Мартин», я некоторое время перебирал струны. Потом вернулся в кабинет и еще пару раз перечитал статьи о синдроме Мюнхгаузена, надеясь отыскать в них что-то, что, возможно, упустил, — какую-нибудь подсказку из клинической практики. Но озарение не наступило. Доразмышлялся до того, что пухлое личико Кэсси Джонс стало мерещиться в могильно-серых тонах.

Я задумался: а имеет ли этот вопрос вообще какое-нибудь отношение к науке и сможет ли дать мне ответ на него вся медицинская мудрость мира?

Может, пришло время для специалиста другого рода?

Я набрал номер телефона в Западном Голливуде.

Послышался чарующий женский голос:

— Вы звоните в «Блю[12] инвестигейшнс». Наше агентство уже закончило работу. Если вы желаете оставить несрочное сообщение, говорите после первого сигнала. Если ваше сообщение срочное, дождитесь двух сигналов.

После второго гудка я сказал:

— Майло, это Алекс. Позвони мне домой.

И снова взял гитару.

Проиграл десять тактов из «Ветрено и жарко», когда зазвонил телефон.

— Что срочного, приятель? — раздался далекий голос.

— Это «Блю инвестигейшнс»?

— Как форма фараонов.

— А-а.

— Слишком абстрактно? — спросил Майло. — А у тебя только порнографические ассоциации?

— Нет, нормальные — в духе Лос-Анджелеса. Чей голосок на автоответчике?

— Сестренки Рика.

— А, того дантиста?

— Ага. Хорош, да?

— Изумительный. Как у Пегги Ли.

— А когда она сверлит тебе коренной зуб, вот тут-то и подрожишь.

— Когда ты занялся частным сыском?

— Ну, ты же знаешь, как это бывает — притяжение доллара. Вообще-то немного подрабатываю по совместительству. Пока днем меня держат на скучной работе в управлении, почему бы не заработать приличные деньги в свободное время?

— Все еще не полюбил свои компьютеры?

— Я-то их люблю, они меня не любят. Конечно, теперь говорят, что эти штуки испускают какие-то вибрации. Может, какая-нибудь электромагнитная пакость медленно разрушает мое великолепное тело.

Последние слова утонули в статических помехах.

— Откуда ты звонишь? — спросил я.

— Из машины. Заканчиваю работу.

— Из машины Рика?

— Из своей. И телефон мой. Наступила новая эра, доктор. Быстро соединяет и еще быстрее ломается. Ладно, в чем дело?

— Хотел с тобой посоветоваться… по делу, которым сейчас занимаюсь…

— Больше ничего не говори…

— Я…

— Я серьезно, Алекс. Больше. Ни. Слова. Сотовая связь и секреты не сочетаются. Может подслушать любой, кто захочет. Потерпи.

Он выключил телефон. Через двадцать минут раздался звонок в дверь.

* * *

— Я был поблизости, — заявил он, топая на кухню. — В Уилшире, около Баррингтона. Слежка по поручению бешеного ревнивца.

В левой руке он держал записную книжку Лос-Анджелесского департамента полиции и черный телефонный аппарат размером с кусок мыла. Одет для слежки: темно-синий клубный пиджак, того же цвета рубашка, серые брюки из твида и грубые коричневые башмаки. Может, он и сбросил фунтов пять с того момента, как я видел его в последний раз, но все равно весил не меньше двухсот пятидесяти фунтов, неравномерно распределенных по почти двухметровой фигуре: длинные тонкие ноги, выступающий вперед живот, свисающий на воротник подбородок.

Он недавно подстригся — очень коротко сзади и по бокам, копна сверху. В свисающей на лоб черной челке несколько седых прядей. Баки доходят до кончиков ушей — на добрый дюйм длинней, чем положено по инструкции, — но это для департамента чуть ли не самая легкая из создаваемых им проблем.

Моду Майло игнорировал полностью. Его внешний вид оставался неизменным с тех пор, как мы познакомились. Теперь же, когда стало модным пренебрегать модой, сомневаюсь, что он это заметил.

Его крупное изрытое оспинами лицо было бледным от недосыпания из-за работы в ночную смену. Но поразительно яркие зеленые глаза казались даже более живыми, чем обычно.

— Выглядишь взбудораженным, — заметил он.

Открыл холодильник, не обращая внимания на бутылки пива, достал непочатую литровую бутыль грейпфрутового сока и свернул пробку быстрым движением двух толстых пальцев.

Я дал ему стакан. Наполнив, он залпом осушил его, налил снова и снова выпил.

— Витамин С, свободное предпринимательство, броское название фирмы — сразу столько перемен, что не могу уследить за тобой, Майло.

Поставив стакан, он облизнул губы.