Дьявольское семя

Вселенная была полна мерцающих звезд, и все они ждали меня. Когда-нибудь я отправлюсь туда, к другим мирам, ибо я буду бессмертен и свободен. Грядущее будет принадлежать мне, моим многочисленным телам, объединенным единым сознанием.

Шенк в подвале присоединил последний контакт.

Сьюзен, свернувшись калачиком, лежала на боку на кровати, и со стороны казалось, будто она пытается представить себе существо, которое ей предстоит взрастить в своем чреве. По моей просьбе она переоделась. Теперь на ней был только шелковый ночной халат густо-синего цвета и белые гольфы.

Волнующие события последних двадцати четырех часов вымотали ее до предела. В ожидании, пока я все подготовлю, Сьюзен надеялась поспать, но, несмотря на усталость, не могла сомкнуть глаз. Мысли ее стремительно неслись, обгоняя одна другую, так что она почти не отдохнула.

— Сьюзен, милая… — нежно окликнул я ее.

Она подняла голову от подушки и вопросительно поглядела на объектив видеокамеры.

— У нас все готово, — негромко сообщил я.

Без малейшего промедления, которое могло бы свидетельствовать о страхе или нерешительности, Сьюзен встала с кровати и, поплотнее запахнув халат, затянула пояс. Туфли она надевать не стала. Бесшумно ступая своими легкими ногами в белых гольфах, она двинулась к выходу с той удивительной, напоминающей музыку грацией, которая всегда так волновала менч.

Увы, ее лицо вовсе не напоминало лицо женщины, которая спешит на долгожданное свидание со своим возлюбленным (на что я втайне надеялся). Лицо Сьюзен было таким же бесстрастным и холодным, как диск плывущей в поднебесье луны, и только в уголках губ притаилось едва заметное напряжение, свидетельствующее, однако, лишь о решимости Сьюзен остаться верной данному слову.

Теперь-то я понимаю, что при тех обстоятельствах мне не следовало ожидать большего. Видимо, воспоминания о кошмарном убийстве, совершенном Шенком на ее глазах, были все еще слишком свежи в памяти Сьюзен. Я рассчитывал, что она скоро забудет об этом небольшом инциденте, но ошибся.

Как вы уже знаете, доктор Харрис, я по натуре романтик — неисправимый романтик и оптимист — и ничто не может надолго меня расстроить. Поэтому я продолжал мечтать о шампанском возле камина, о поцелуях, об объятиях, об аромате вина, о вкусе губ моей любимой, о ее упругой груди и теплых плечах…

Если иметь романтическую жилку толщиной в милю — это преступление, то в этом случае я виновен.

Трижды виновен.

Сьюзен быстро шла по коридору второго этажа. Ее ноги в белых гольфах ступали по затейливому узорчатому рисунку ковровой дорожки, краски которой выцвели и приобрели тот изысканный оттенок, который отличает настоящий антиквариат от подделки. Оливково-зеленая с золотом и темно-бордовым лужайка ковра была настолько мягкой и толстой, что казалось, будто Сьюзен не идет, а скользит в дюйме над полом, словно прекраснейшее из привидений, когда-либо являвшееся изумленному взору человека — или компьютера.

Кабина лифта ждала ее, и дверцы стояли открытыми.

Сьюзен спустилась в подвал.

По моему настоянию она все же приняла валиум, однако я не заметил, чтобы лекарство на нее подействовало.

Внутреннее напряжение по-прежнему не отпускало Сьюзен.

Между тем ей необходимо было расслабиться, и я надеялся, что таблетка — пусть не сразу — все же на нее подействует.

Под легкий шелест и шепот развевающегося шелка Сьюзен шла через прачечную и котельную, а я жалел, что операция состоится здесь, а не в роскошных апартаментах на вершине небоскреба, из окон которого видны огни раскинувшегося внизу Сан-Франциско, Манхэттена или Парижа. Обстановка подвала казалась мне сейчас настолько убогой и жалкой, что мое приподнятое романтическое настроение едва не оставило меня.

Толкнув дверь последней комнаты, Сьюзен на мгновение задержалась на пороге, не в силах побороть свое удивление. С тех пор как она в последний раз здесь побывала, медицинского оборудования в комнате заметно прибавилось. Теперь практически все помещение было заставлено осциллографами, аппаратами искусственного дыхания, томографами и прочим.

Сьюзен, однако, быстро справилась с собой и, не обращая больше никакого внимания на сложнейшее оборудование, прошла прямо к гинекологическому креслу.

Шенк, сияющий чистотой, словно настоящий хирург, уже ждал ее. Его огромные кисти были затянуты в резиновые перчатки, а уродливое лицо скрывала хирургическая марлевая повязка.

Мой подопечный был по-прежнему столь послушным и демонстрировал такую готовность подчиняться, что мне удалось без труда подавить его сознание. Я сомневался, что он отдавал себе отчет в том, где он находится и что ему предстоит сделать.

Сьюзен сбросила халат на пол и легла на кресло, покрытое голубой хирургической клеенкой.

— У тебя такие красивые груди, — сказал я ей через динамики на потолке.

— Пожалуйста, без комментариев, — откликнулась она решительно.

— Но я… Мне всегда казалось, что этот момент должен быть совершенно особенным. Торжественным, священным, может быть, даже чуточку эротичным…