Окидывая взглядом Уэстерли, Элисия восхищенно вздохнула, не замечая, что лорд Тривейн внимательно наблюдает за ней.
— Вы, кажется, в самом деле одобряете мой дом? — осведомился маркиз. — Большинство людей утверждают, что он слишком уныл и расположен чересчур уединенно, чтобы долго в нем находиться… тем более постоянно здесь жить.
— Он действительно расположен уединенно, но я всегда жила в сельской местности, в местах, еще более пустынных, чем эти. Мне по нраву открытые просторы, а не шумная скученность городов.
— Однако жизнь в Лондоне имеет свои преимущества, не говоря уже о столичных развлечениях, которых больше нигде нет.
— Да, конечно, я не сомневаюсь, что вы сполна отведали всех его… удовольствий, милорд. — Элисия деликатно помедлила перед этим словом. — Тем не менее тот, кто может позволить себе выбирать… Словом, я предпочла бы жизнь в деревне прозябанию в Лондоне. Те же, у кого имеется возможность жить и тут и там, могут время от времени менять место пребывания, когда уж слишком одолеет скука. Таким людям можно только позавидовать, потому что они обладают лучшим, что дают оба эти мира.
— Моей жене не придется никому завидовать, — надменно заявил лорд Тривейн, — потому что у меня достаточно усадеб и особняк в Лондоне, который мы будем занимать зимой.
— Я буду скучать по Уэстерли, — неохотно призналась Элисия. Ей не хотелось сознаваться в том, что она полюбила что-то принадлежащее ему. — Это очень интересный дом, особенно большой зал с его испанским мозаичным полом и украшениями.
Лорд Тривейн ответил на похвалу улыбкой.
— Можно сказать, это зал наших трофеев. Мои предки наслаждались всеми находящимися там произведениями искусства с особым вкусом, потому что эти уникальные вещи были награблены еще в шестнадцатом столетии. Тогда считалось верхом храбрости украшать свои парадные залы испанскими изделиями и вообще предметами искусства в испанском стиле, потому что Англия воевала с Испанией. Один из моих предков заявил королеве Елизавете, что ему доставляет удовольствие любоваться военными трофеями… наградой удачливого флибустьера. Я верю, что он и вправду восхищался испанскими ценностями и лелеял их, признавая по крайней мере некоторые из них бессмертными творениями художников. — Маркиз охотно распространялся о вкусах своих предков, особенно когда заметил гримаску отвращения на лице Элисии. — Интересно, дорогая, как отнеслись бы мои предки к такой строптивице, как вы? Вряд ли вам понравилось бы их обращение. Хотя я слышал, они блистали при дворе своим обаянием, соперничая в куртуаз-ности с самим сэром Уолтером Рэйли.
— По-видимому, вы немногое унаследовали от них в этом отношении, но зато пиратские инстинкты перешли к вам полностью, — съязвила Элисия.
— Я знал, что такое счастье долго не продлится: я имею в виду ваше милое обхождение. Мне надо прописать вам принимать каждое утро по ложке меда, чтобы подсластить настроение и язык, — предостерегающе произнес лорд Тривейн. — Я привык, чтобы со мной разговаривали с должным уважением. Вам придется, моя дорогая, когда мы окажемся в свете, проявлять свое благорасположение. Постарайтесь вести себя как любящая жена, а я притворюсь вашим верным рабом.
Элисию удержало от резкого ответа лишь то, что они в этот момент въехали во двор конюшни, где лорд Тривейн быстро спешился и поднял Элисию с седла прежде, чем она успела запротестовать. Его руки железным кольцом охватили и больно сжали тонкую талию. Он на миг прижал ее к себе, и они впились глазами друг в друга, как противники на поединке. Небрежным пальцем он качнул лиловое перо на ее шляпке и опустил Элисию на землю, а затем сурово взглянул на Джимса, который, безмолвно стоя поодаль, приготовился к самому худшему.
— Если бы я не знал ранее, какой обворожительной может быть моя жена, ты, Джимс, уже шагал бы из Уэс-терли по Корнуоллу за ослушание. Элисия умеет заговорить зубы любому мужчине и добиться своего, а на тебе, я уверен, она упражнялась много лет. Однако с этих пор я требую, чтобы мои желания исполнялись беспрекословно. Ты отвечаешь передо мной, Джимс, и только передо мной.
Джимс выступил вперед с явным облегчением на лице.
— Да, ваша светлость, но я не ожидал ваших возражений против того, чтобы мисс Элисия прокатилась на Ариэле. Она ведь воспитывала его с жеребенка. И по ним обоим было видно, что им стоит прогуляться, — ответил конюх, улыбаясь Элисии. — Ну как понравилась вам с Ариэлем прогулка?
— На это могу тебе ответить я, — мрачно объявил лорд Тривейн. — Увидев, как моя жена и этот чертов конь несутся сломя голову по пустошам, я глазам своим не поверил. Мне понадобилось черт знает сколько времени, чтобы их перехватить. В будущем вы будете ездить только с грумом или со мной… И никогда одна. Кстати, Джимс, могу я узнать, почему она оказалась одна? — нахмурясь, мягко поинтересовался маркиз.
— Не видел смысла посылать грума, ваша светлость, потому что мисс Элисия все равно бы его потеряла, — объяснил находчивый конюх.