Дьяволы дня 'Д'

– Вы хорошо поработали. Вы быстро нашли его преподобие Тейлора. Вы знаете, я награжу вас. Я дам вам силу ломать шею мужчине, если это то, что вы хотите. Или вонзать ножи и бритвы в девушку. Вам было бы приятно это, не правда ли?

Я в отчаянии закрыл глаза, но Мадлен сжала мою руку и прошептала:

– Соглашайся, Ден. Все, что ты должен делать – это соглашаться.

– Да, Элмек, – сказал я громко. – Мне было бы приятно это.

Элмек засмеялся.

– Теперь вы собираетесь отыскать его преподобие Тейлора? Я чувствую его! Он близко!

– Да, мы собираемся отыскать его.

– И вы не будете делать глупостей, не так ли? Я уверен, что в доме его преподобия Тейлора так же много ножей, как в доме отца Энтона. Просто не забывайте Антуанетту. Разве она не кричала? Разве ей не причинили боли все эти ножи и шампуры?

Я с трудом проглотил слюну.

– Да. Они причинили ей очень сильную боль.

Дьявол засмеялся и издал тихий, скрипучий звук, от которого я задрожал.

– Давай Мадлен. Пойдем и отыщем его преподобие Тейлора, – сказал я и открыл дверь.

Когда я выходил, из запертого сундука послышался шепот Элмека:

– Помните: солнце село. Ваше кольцо из волос больше не защищает вас. Так что действуйте мудро!

Я вылез из машины на холодный вечерний воздух. Единственный уличный фонарь, стоявший на углу обшитого досками дома, тускло светил сквозь ореол тумана. Можно было почувствовать, что мы недалеко от реки: холод пронзал до костей, а в воздухе было едва ощутимое движение, словно мимо нас проносились призраки, невидимые и всеми позабытые. Я закашлялся.

Глядя то налево, то направо, мы двинулись по шедшей под уклон улице; но деревня была пустынна. Где-то далеко, на другой стороне реки, прогромыхал поезд в Нью-Хейвен, и сквозь деревья на какое-то мгновение мы увидели свет его окон.

– Ден, тут знак, – сказала Мадлен.

Я всмотрелся в туман. На одной из старых каменных стен была надпись, сделанная белой краской: «Церковь Святой Катерины и дом священника». Она указывала вверх по дороге, куда-то во мрак. На секунду я обернулся и посмотрел на наш «Ситроен», припаркованный под углом к невысокой изгороди.

– Ну, хорошо. Неплохо было бы узнать, дома ли его преподобие Тейлор, – сказал я.

У меня было ощущение, что в моем рту находятся пушистые гусеницы. Я дотянулся до руки Мадлен, и мы пошли, – так медленно, как только было возможно; но уже через несколько шагов мы увидели среди домов церковь Святой Катерины – древнее строение с пирамидальной крышей, покрытую мхом покойницкую, кладбище с покосившимися надгробиями. Рядом с церковью, с окнами, освещенными теплым светом, располагался дом священника, выполненный в стиле королевы Анны, облицованный блестящим сине-черным кирпичом. Ко внушительной, черной парадной двери, отполированной как гроб, вело белое крыльцо, обвитое потерявшими листья вьющимися растениями.

Перейдя улицу, бесшумно, как только могли, мы приблизились к этому крыльцу. Почему-то казалось кощунственным ходить по этой безмолвной, окутанной туманом деревушке и говорить резкими голосами. Мадлен наклонилась вперед, чтобы прочитать выгравированную на латунной пластинке надпись.

– Вот оно, Ден. Его преподобие П. Вудфолл Тейлор.

Я прижал ее к себе и поцеловал в щеку. От нее пахло французской парфюмерией и мылом.

– У тебя холодный нос, – сказала девушка.

Я отвел увесистый латунный дверной молоток и дважды стукнул. По другую сторону дороги кто-то включил свет в спальне.

Внутри дома священника я услышал, как открывались и закрывались двери; потом послышался звук приближавшихся к двери шагов. В замке повернулся ключ, и затем полоска света пересекла тропинку возле дома; в щели приоткрытой двери появилось пожилое лицо.

– Да?

– Ваше преподобие Тейлор, сэр? – произнес я с неуверенностью в голосе.

– Правильно. Вы хотели меня видеть?

Я кашлянул.

– Простите за беспокойство, сэр. Но я должен с вами кое-что обсудить.

Старик посмотрел на меня с подозрением. На его голове была грива жестких седых волос; красноватое лицо его блестело, – английское духовенство всегда вызывало во мне ассоциацию с ящиком каролинских яблок. На нем был воротничок священнослужителя, домашние шлепанцы и штаны, выглядевшие так, будто он их гладил под матрасом. На его носу была глубокая отметина, там, где он, очевидно, обычно носил очки; видимо поэтому его тусклые, выпуклые глаза смотрели на меня так пристально.