Оконные стекла взорвались, и их острые осколки образовали тучу беспорядочно двигавшихся брызг. Они летели через комнату и били священника сверкающим дождем, врезаясь в его ладони, поднятые вверх, распарывая его священнические одежды на руках и груди, располосовывая кожу на лице и руках до самых нервов. Перед тем как он упал, я увидел, среди изрубленного мяса, белизну костей его предплечья.
Каким-то сверхъестественным – или дьявольским – образом стекла пролетели мимо нас с Мадлен, не оставив на нас почти ни единой царапины. Мы с ужасом смотрели, как его преподобие Тейлор, распоротый на кусочки, опустился на пол; Мадлен, давясь от страха, уткнула свое лицо мне в плечо.
Последний осколок со звоном упал на пол; из окна подул морозный ветер.
– Элмек, – сказал я, крепко прижимая к себе Мадлен.
Ответа не было.
–
Снаружи, в темноте, послышался сиплый, смеющийся звук. Может быть, это был смех, а может быть это стонущий ветер пошевелил голые ветки деревьев.
Дверь в гостиную отворилась, и я замер от испуга. Но в дверном проеме появилась краснолицая женщина в бирюзовом пальто.
– Что за шум? Все в порядке? Мне показалось, что я слышала звук разбитого стекла, – сказала она и оглядела комнату.
Полиция Сассекса почти три часа продержала нас в полицейском участке города Льюиса. Большую часть времени мы провели сидя на жестких деревянных сиденьях, в выкрашенном зеленым коридоре, и раз за разом перечитывали один и тот же плакат по профилактике правонарушений. Неулыбчивый офицер, с черными, подстриженными усами и ботинками, начищенными до умопомрачительного блеска, задавал нам вопросы и проверял наши паспорта; но мы с самого начала знали, что ужасная смерть его преподобия Тейлора могла выглядеть только как случайность. Странная, конечно, случайность. Но, тем не менее, случайность.
Элмек, в своем медно-свинцовом сундуке, не собирался терпеть помехи или задержки, особенно если они исходили от процедур английской полиции.
Без пяти двенадцать офицер вышел из своего кабинета и вручил нам наши паспорта.
– Это значит, что мы можем идти? – спросил я.
– Пока да, сэр. Но мы бы хотели иметь ваш следующий адрес. Возможно, вам придется дать свои показания во время следствия.
– Хорошо. Отель «Хилтон».
Офицер достал серебристый карандаш и сделал запись.
– Все в порядке, сэр. Спасибо за помощь. Мы сообщим в ваше посольство, но только ради порядка.
– Я не против.
Офицер спрятал свой карандаш и на секунду пристально посмотрел на нас глазами, которые выглядели так, словно отбеливались в хлорной извести. Я знал, что он, конечно же, не понимал, как стекло в доме отца Тейлора могло разлететься с такой ужасной силой или как Мадлен и я отделались лишь незначительными порезами. Но не было никаких признаков взрывчатки, никакого оружия, никаких мотивов и никакой возможности нам самим разрезать его на кусочки тысячами осколками стекла. Я уже слышал, как один констебль пробормотал своему сержанту о «загадочности свойств вакуума» и «одном шансе из тысячи»; и я предполагал, что они собирались списать смерть его преподобия Тейлора на какую-нибудь дикую странность английской погоды.
– Вы не покинете страну, сэр? – спросил офицер. – Хотя бы в ближайшие несколько дней?
– Нет, нет. Мы будем поблизости.
– Очень хорошо, сэр. Пока все, сэр. Пожелаю вам спокойной ночи.
Мы покинули полицейский участок и перешли дорогу, направляясь к покатой автомобильной стоянке. Наш «Ситроен», тихий и мрачный, был там единственной машиной. Мы осторожно забрались внутрь и откинулись на спинки маленьких, жестких кресел. Мадлен зевнула и провела рукой по своим светловатым волосам. Я взглянул через плечо на ящик с дьяволом и сказал:
– Если Элмек нам позволит, то, я думаю, сейчас самое время немного отдохнуть. Я не спал прошлую ночь, да, думаю, и завтра нам не придется слишком расслабляться.
Из тусклой средневековой коробки не послышалось никакого ответа. Либо дьявол и сам спал (хотя я не знаю, спят ли дьяволы), либо он молча даровал мне разрешение на отдых. Я завел машину, и мы отправились на поиски места, где можно было бы остановиться.
Мы потратили уже полчаса, колеся по темным улицам Льюиса, когда на окраине Мадлен заметила табличку с пиктограммой «кровать и завтрак», висевшую на воротах, как раз напротив грозных каменных стен городской тюрьмы. В стороне от дороги, в аллее из лавровых кустов, стоял красный кирпичный особняк, построенный в викторианском стиле; в выходившей на фасад комнате на нижнем этаже кто-то смотрел черно-белый телевизор. Я повернул «Ситроен» в аллею, остановился. Затем подошел к парадной двери и постучал.
После длительного ожидания на морозном воздухе, мне открыла горбатая старушка в халате из ткани под синелевую пряжу и с бумажными бигуди.
– Знаете ли, уже очень поздно, – сказала она. – Вы хотите комнату?
Я собрал все свои силы, чтобы не выглядеть, как растрепанный безумец или как беглый заключенный из заведения напротив.
– Если это возможно. Мы сегодня приехали из Франции и совершенно вымотались.