телекинетики утверждают, что благодаря мощному энергетическому полю становятся объектами промысла некоторых темных сущностей.
Ночью Аня долго ворочалась без сна, а когда уснула в возбужденном подсознании тут же визуализировалась картинка.
– И… феномен… Анна Гордеева! Девочка-психокинетик.
Она выходит на арену, вся в блестящих одеждах. гордость, восьмое чудо света! Взмахнуврукой, демонстрирует свой талант- стол взлетает в воздух и, совершив изящный пируэт, возвращается на место. Многотысячный зал рукоплещет, выстраиваются в очередь желающие взять автограф и сфотографироваться с ней. Никита пробивается к ней с огромной охапкой роз и фотоаппаратом моментальной печати. Ах, как он теперь жалеет, что когда-то не замечал ее. Аня принимает букет из его рук, Никита щелкает фотоаппаратом
– Подпишешь? – Спрашивает он с надеждой.
Аня ставит подпись на снимке, но неожиданно этот сонсменяется другим, не менее ярким.
Вот она сидит в квадратной комнате, на ее голове смешное приспособление, напоминающее железную бочку со всякими проводами и датчиками. Ее руки исколоты, под глазами лежат фиолетовые тени. Усилием воли она заставляет себя повторить фокус – вода в тазу не просто вскипает, она расходится, как расходилось черное море по велению Моисея. Мозг пульсирует от боли.
– Гениально! – Кричит сумасшедший профессор. – Пора!
В лаборатории появляется уродливый Франкенштейн— так Аня про себя называет помощника профессора, одноглазого медбрата – в его руке пятикубовый шприц.
– Нет! – Аня пытается тщетно вырваться из его цепких лапищ, Франкенштейн больно сжимает ее руку, и вводит лекарство.
– Не сопротивляйся, – говорит профессор, его глаза – два горящих безумием факела. – Раз и все.
– Я не убийца, – отвечает Аня.
Профессор хрипло, по-гиеньи, хохочет.
– Сыворотка увеличит твою силу примерно в сто тысяч раз. Ты не сможешь держать ее в себе. Повторяю, не сможешь справиться с ней. Если она выплеснется против твоей воли мы все погибнем, – он качает седой башкой. – Да, Аня, и я и Виктор тоже, также, как и ты, и твои родители, которых мы благоразумно пригласили наблюдать за экспериментом. Ты можешь помешать этому – нужно всего-то навсего направить разрушающую волну на город… Помни, девочка, выбор за тобой.
Выбор за тобой…
Слова фантомного профессора звучат в ушах, когда она просыпается.
«Почему я?» Думает Аня, прежде чем снова провалиться в сон.
Утром Аню будит звонок, на экране мобильного «номер не определен». Аня нажимает зеленую трубку:
– Алло!
– Здравствуй, Аня, – звучитв трубке незнакомый голос. – Меня зовут Вера. Я знаю, как тебе помочь…
Глава 8
Ночью Степка не сомкнул глаз, вспоминал Анино побелевшее лицо. Что могло так сильно напугать ее? Он вздохнул. Раз уж не спится, нечего время терять. Вылез с постели, со скрипом открыл дверцы шифоньера и достал с рюкзака блокнот и ручку. Свет не включал – луна этой ночью светила на удивление ярко.
«Я поселился недалеко от кладбища. Сперва мне нравилась здешняя тишина и умиротворенность, словно люди, привыкшие к смерти иначе оценивали жизнь, не растрачивали по пустякам. Даже телефонами они пользовались не ради разговоров, а строго по делу, а уж о интернете, соцсетях и речи не шло.
Держались они обособленно, здоровались неохотно, поглядывали на меня со злобой – чего, мол, приперся, чужак. Мне не было до них дела – закупка материалов, починка дома, проведение коммуникаций отнимали много сил и времени. Вечера я проводил на рыбалке – неподалеку от дома находилась речка, превращенная запрудой в большой водоём. Рыба в нем водилась – не больше ладошки, но ловил я ее для удовольствия, а потому после поимки сразу же выпускал. И тут я увидел…
О Боже, я даже не поверил собственным глазам, столь ужасным было увиденное. Пригляделся, вдруг показалось и с воды торчит вовсе не голова, а, какая-нибудь причудливая коряга. В следующий миг послышался жалобный, почти человеческий плач, и я не раздумывая снял одежду и сиганул в реку. Дело было в апреле, вода прогрелась градусов до 9, не более. Я сделал несколько размашистых гребков. Зубы стучали не только от холода, но и от человеческой жестокости – всего в метре от меня, цепляясь за доску крошечными лапками, дрожал щенок. Протянув руку, я осторожно отцепил его от балки и погреб к берегу. Там я скоро оделся, сунул зверя запазуху и побежал, нет, понесся к дому.
Сперва я думал он не выживет. Но время шло и малец оклыгивал, вилял куцим обрубком при виде своего спасителя. Надо сказать, кроме меня он никого не признавал, но я его не винил. Поди-ка поверь людям, после всего, что он пережил.
Спустя два года мой Тайсон превратился в матерого мосластого пса. Все так же, как и раньше с людьми он вел себя недоверчиво, даже агрессивно. Кормил его только я и если приходилось уезжать в город я запирал его в вольере с полными мисками, но пес не притрагивался ни к корму, ни к воде, лишь клал голову на лапы и глядел на меня черными грустными глазищами.