Дичь (СИ)

Она мчалась не оглядываясь, стараясь держаться под густо сошедшимися кронами, потом метнулась в сторону опушки, пропетляла по жидкому перелеску, успев немного успокоиться оттого, что гул жуков остался позади, рванула зигзагами через узкий лужок, чтобы добраться до безопасного холма, где давно присмотрела себе укрытие...

Жук повис перед ней в тот момент, когда она подбегала к холму. Он выплыл с другой стороны, где прятался и оставался неслышным, и гул, теперь близкий и громкий, парализовал Лапку.

Она застыла прямо напротив жука, судорожно решая, в какую сторону кинуться. Но решить не успела. Жук аккуратно приблизился, и из его утробы выглянул охотник:

— Не бойся, крошка, — мягко сказал он. — Я тебя не обижу.

Он поманил к себе:

— Давай лапку, крошка. Хочешь полетать на моём автоплане? Понимаешь, что я говорю? Иди же сюда, да, да, вот так, — он делал зазывающие жесты.

Даже если бы Лапка не понимала его слов, было вполне ясно, что он не будет стрелять. Она шагнула к нему. Остановилась. Может быть, всё же рвануть прочь?

Но всё решил гул. С той стороны холма нарастал шум будто бы от целой стаи жуков.

— Скорее! — торопил охотник. — Давай лапку, крошка.

И она дала ему лапку и прыгнула внутрь жука.

Санч не любил корпоративные вылеты на природу. Обжираловка, купание голышом, перелётные девочки по вызову, танцы на остатках пиршества, песни фальшивыми голосами, — а на утро непременная тошнота или головная боль. Иногда и то, и другое.

Теперь он занимал достаточно высокий пост в корпорации, чтобы хотя бы изредка пропускать корпоративы. Но начальство проявляло настолько искреннее внимание к своим сотрудникам, что Санчу предложили "кое-то интересное", "уникальное", "соответствующее уровню", "только для самых верных сотрудников". Ему предложили поохотиться.

Сначала Санч даже не поверил. Он о таком только читал и думал, что охота давно стала частью истории.

Вплоть до середины двадцать первого века люди вполне легально могли охотиться на животных. Стрелять в птиц, загонять кабанов, выслеживать лис. Потом защитники животных подняли бучу, было несколько громких скандалов с наверняка подделанными фото и видео результатов охоты, граждане дружно возмущались, и был принят закон о полном запрете уничтожения животных вне населённых пунктов. Отлавливать стало можно только бродячих собак, крыс на помойках да голубей. Но кому это могло быть интересно?

Инстинкты невозможно обмануть ни шутерами, ни подпольными тирами с живыми меховыми мишенями. Да и зверюшек жалко. Верно говорят зоозащитники: животинки не могут постоять за себя, они не решают, что готовы стать добычей охотника. А человек как высшее существо не должен превозносить себя над беззащитными тварями.

И тогда какой-то гений придумал легализовать охоту на людей. Отбоя не было не только от охотников, но и от будущих мишеней. Бедняки валили толпой в надежде отбегать заход-другой, получить хороший куш и спрыгнуть с темы. Были и отчаянные, кому отпротивела богатенькая жизнь, молодёжь с неустойчивой психикой, смертельно больные, желающие прожить остаток дней на воле, пытаясь обогнать смерть.

Двадцать второй век стал золотым веком охоты. Расслоение в обществе продолжало расти. В угодья уходили целыми семьями, уже не желая обогатиться, а лишь чтобы расплатиться с долгами, иногда за несколько предыдущих поколений. Для создания атмосферы, приближенной к старинной охоте на животных, добыче запрещали оставлять себе и давать своим детям человеческие имена, учили новым повадкам. Территорию огораживали колючей проволокой под напряжением — старая, но действенная мера против побегов.

Говорят, отработав дичью по договору, некоторые люди настолько менялись, что уже не могли вернуться к жизни в обществе. И шли подписывать новый договор с хозяевами угодий.

Но всё хорошее рано или поздно кончается. Пришёл конец и охоте на человекозверей. В самом начале двадцать третьего столетия у правящей верхушки стали так явно подгорать пятки, что единственным способом умаслить народ стал запрет охоты. За это ратовали низы, ведь почти из каждой семьи кто-то ушёл в угодья, им подпевали хомозащитники. Влияние последних было очень значительно, и власти пришлось считаться с ними.

А теперь Санча позвали на охоту. Понятно, что речь шла о каком-то тайном месте с нелегальной, возможно, рабской добычей. Это было очень интересно и волнующе! Ощутить себя мужчиной, почувствовать азарт погони и насладиться отточенной в стрельбе из автоплана по картонным мишеням меткостью!

Реальность превзошла все ожидания. Ни на одном корпоративе Санч не чувствовал такого подъёма командного духа. Никогда в жизни он не испытывал подобного охотничьему азарта, не ощущал физически, как адреналин бурлит в крови. Ни разу до первой удачной охоты он не чувствовал себя по-настоящему победителем. Погоня и стрельба по человекозверям оказалась настоящим наркотиком. Санч теперь работал вдвое усерднее, чтобы начальство не дай бог не забыло про него, когда вновь соберётся на вылет.