А весной лёгким перламутровым кружевом расцвела на опушке леса маленькая невеста, и не было краше её деревца в округе. И любовались ею люди, и одобрительно шумел батюшка-лес, и удивлённо поглядывали из-за низких тынов садовые баловницы – яблони, вишни, груши. Осенью же с ветвей её на землю упали первые яблочки – маленькие, корявенькие, зелёно-жёлтые с румяным бочком, но сладкие и душистые. Нашлись на них и охотники – ёж-колючка, мышь-полёвка, белка-огнёвка да ещё кто-то.
Сестрица-росточек прибегала к ней посидеть-посекретничать, одна либо с подружками, правда, совсем не часто. Но всегда смотрела, чтобы деревцу рослось хорошо.
С годами выросло маленькое деревце в раскидистую яблоню-дичок, превратилась корявица в густую вольную красавицу, каждую осень богато одаривавшую своих гостей ароматными мелкими яблочками.
Иногда налетала на неё стайка человеческих маленьких росточков, и тогда для них она становилась то «кораблём в открытом море», то «княжьим теремом». И деревце улыбалось неведомым ей играм, крепко держа на своих ветвях карабкающихся малышей.
Но всё же как бы ни ждала каждый раз яблонька свою сестрицу, как бы не радовалась ей и другим людям, взгляд её часто устремлялся в синее небо, туда, где высоко-высоко носился над землёй её братец. Она знала: когда-нибудь он вернётся к ней, когда-нибудь, когда простит сам себя. А она, яблонька, будет по-прежнему стоять здесь, между лесом и людьми, и ждать. И она его обязательно дождётся.
_______________
Огонёк светца золотым лепестком замер на краешке лучины, словно тоже слушал старого сказочника, подперев огненную щёку тлеющим кулачком. Живое тепло от печки густыми волнами изливалось в горницу. За слюдяной пластиной окна, обняв всю землю, лежала глубокая ночь.
Корай посмотрел на тихо посапывающую девочку и невольно улыбнулся.
– Можно было и покороче сказку рассказать, – сам себя шёпотом укорил он. И удивлённо замер, услышав:
– Нет, не надо короче. Длиннее можно…
– Так ты не спишь ещё?
– Как бы я могла проспать свою сказку? – не открывая глаз ответила малышка. И Корай негромко засмеялся.
– Ах, ты, хитрюга! – Потом поднялся и, укладывая её поудобнее на свою постель, произнёс, глядя на улыбающееся сквозь сон личико: – Спи спокойно, птаха неугомонная.
Он взял сермягу и уже подошёл к двери, когда из спального угла до него долетел чуть заплетающийся ото сна голос:
– Дедушка Корай, а как же мне с маминым знаком-то быть?
– А чего с ним не так? – удивлённо обернулся старый сказочник.
– Ну, так я же… а у вас – Великий Отец…
– Знаешь, Кайра, – мягко прервал тот девочку, вернулся к лавке и присел с краю. – Есть у моей сказки и другой конец. Как и просил росточек, забрал человек в свой сад маленькую яблоньку, и выросла она кудрявым деревцем, красавицей и отрадой, среди ухоженных сестриц своих. Вот только такой же, как они, яблонька так и не стала. И пусть жила теперь размеренно и беззаботно в тепле и довольстве, никто не сказал бы, была ли она по-настоящему счастлива. Ведь, скорее всего, став садовым деревцем, она позабыла о своём братце и разучилась понимать его пение и сказы, потому как это ей стало уже совсем не нужно. Вот только в тот момент потеряла она что-то важное, часть себя потеряла… Но это лишь другое окончание сказки. И которое из них счастливее – решать только тебе самой. Спи.
Он легонько потрепал малышку по волосам и, погасив светец, вышел из дома.
Бесшумно притворив за собой дверь, Корай на миг остановился на верхней ступеньке крыльца, привыкая к темноте ночи. Внизу, под липкой, едва различимые, сидели двое. Первая тень, массивная и сгорбленная, принадлежала мужчине. Обхватив голову руками, он замер, не замечая ничего вокруг, и только присмотревшись, можно было заметить, как едва раскачивается взад и вперёд его тело.
Вторая фигурка была стройной девушкой, которая, обняв себя за плечи руками, сидела совершенно неподвижно, глядя, видимо, куда-то прямо перед собой. Толстая в кулак, длинная светлая коса тянулась к ступеням крыльца по напряжённой прямой спине, обтянутой белой тканью тонкой рубахи.
– У тебя дочь замерзает, а ты сидишь, словно на по́минах, – с ледяным укором в голосе произнёс Корай.
Мужчина резко обернулся и просипел:
– Отец Корай, дочка моя младшая…
– Здесь, – кивнув, спокойно закончил за пришедшего старец. Тот подскочил и ринулся было в дом травника, но жёсткая ладонь упёрлась ему в грудь. – Зачем Ирсэ с собой приволок-то?
Севал вздрогнул и растерянно оглянулся на замершую у крыльца девушку, словно впервые увидел.
– Так, сама…