Did that hurt?

— Ты никогда не замечала меня. Я думал, потому что слишком молод, я смирился. Поверил, что ты предпочитаешь стариков. А потом ты встретила этого! Котика! — зловещий смех наполняет комнату, но и удары прекращаются. — И я сорвался. Ты всегда была такой красивой, и даже твои шрамы не уродовали тебя. Я столько лет мечтал, как прикоснусь к каждому из них своим языком, с самого первого раза как подсмотрел за вашим сексом с отцом. В каждом сне, в каждом своем сне я видел, как ты бы извивалась подо мной, как извивалась каждый раз под ним. Престарелым, больным ублюдком-педофилом.

Этого просто не может быть.

— Почему…

— Помнишь, отец меня раньше времени вернул матери, в последний раз? Он застукал меня за мастурбацией на тебя. Ты копалась в саду, короткая майка и обтягивающие шорты. Я просто мечтал укусить тебя за эту прекрасную задницу, — Том обходит меня, чуть приподнимает и впивается зубами в самую ранимую кожу. Крик такой громкий, что я снова теряю голос. Адски больно. Больно. Больно… Том разжимает челюсти, и снова встает передо мной, звучно целуя в живот, оставляя кровавый след от своих губ на моем теле.

Моей кровью.

— Чертов псих! — мои вдохи громче чем слова, которые я шепчу сквозь водопад слез.

— Ты так смешно пищишь и закатываешь глаза, когда кончаешь. Твой Котёнок говорил тебе об этом? Хочу слышать тебя, снова, Ана. Хочу быть причиной твоего оргазма.

— Ты больной…

— Говорит мне та, в чьем доме целая комната для грязных игр. Говорит та, которая без брезгливости подкладывала свое красивое, молодое тело под старого козла. Мы достойны друг друга, Ана, — его руки на моей груди, он больно выкручивает сосок, другой лаская языком, и самое ужасное в этом — тело реагирует! Какого-то хрена тело реагирует, предав меня! — Пообещай мне, мерзкая сладкая крошка, что будешь пищать.

— Это твоих рук дело… Это ты убил Трэвиса, — и Алекс подтвердил это, я просто не могу поверить!

— Но мне было искренне жаль, что ты потеряла ребенка. В аварии папочка выжил, он даже пытался помочь тебе, но я это быстро исправил.

— Почему?..

— Потому что ты должна принадлежать мне, только мне, никому другому! — пощечина оглушает меня, а этот ублюдок отлетает от меня на метр, сам испугавшись своих действий. — Слишком много вопросов, Ана.

Кляп занимает свое место, а Том отходит от меня, по-хозяйски шаря в ящиках комода, пока не достает оттуда простой вибратор.

— Я хочу любить тебя, Ана. И я буду любить тебя, а однажды и ты полюбишь меня.

Резким движением этот псих разводит мои ноги, нанося на складочки много смазки, но сам не делает сексуальных действий. Прислонив холодную игрушку к моему комочку нервов, он включает вибрацию.

Сама того не желая, до тошноты от самой себя, я получаю удовольствие. Чисто физическое, но от этого не легче. Слезы льются без остановки, а всхлипы чередуются с тяжелыми вздохами, еще и чертов кляп…

— Смотри, Анастейша! — очередная пощечина, Том вошел во вкус, а я пытаюсь плотнее сжать бедра, подтянуться, я не знаю, лишь бы чертов вибратор не касался меня! — Давай украсим тебя, Ана. Ты должна принадлежать мне, никому другому, и ты будешь помнить об этом!

В его словах нет основы… Будто это и не его фразы, будто они заучены.

Он нервничает, даже озирается по сторонам, ищет кого-то, может Алекса, или что-то, а потом будто вспоминает и широко улыбается, доставая из кармана джинс нож.

Мне конец.

— Будешь дергаться — порежу еще сильнее, Ана, — холодный металл касается моего живота и разрывает кожу, пуская струйки крови. Господи, пожалуйста, как больно, как страшно… — Смотри, Анастейша!

Не имея возможности возразить, я наблюдаю, как это умалишенный ублюдок вырезает свое имя на моей гладкой коже. Я так хочу кричать, но лишь глубоко дышу, боясь даже пикнуть, с трудом держась. Бессердечный ублюдок, левой рукой он меняет скорость вибрации и снова плотно прижимает игрушку к моей плоти. Смотря мне в глаза, Том обводит свое имя в кровавое сердечко, и я вскрикиваю, нож входит чуть глубже, но все еще ранит только кожу, игрушка мучает меня, и я кончаю, ему на радость, и вправду закатив глаза, но промычав, что он больной.

— Алекс испачкал тебя, надо стряхнуть… — новые и новые раны ножом, хоть и неглубокие, не менее кровоточащие…

— На, выпей, — распахиваю глаза, но реальность не меняется. Моя спина, мое тело, о боже… Том все еще держит свой нож в руках, но я больше не подвешена, а лежу на кровати. - Пей!

Откручиваю крышку и делаю несколько жадных глотков простой минералки. Черт, моя голова…

— Хорошая девочка, — этот психопат наклоняется ко мне и целует в соленые от слез губы, но не требуя большего. Мягко взлохматив мои волосы, он укладывает меня на живот и довольно профессионально привязывает меня поперек кровати. Голова кружится, это из-за потери крови, я думаю. Я еще думаю.

— Знаешь, что чувствовал я, Анастейша? Что чувствовал я, когда этот урод пихал в тебя свой старческий морщинистый член?

— Заткнись!