В комнату осторожно ступая, проскользнула хрупкая девчушка, со смешными рыжими косичками, торчащими как рога у козы, ярко намалёванными пухлыми губами, на вид лет четырнадцати — пятнадцати, в больших очках с ободками похожими на колеса от «Запорожца».
Прибывшая особа камерно присела рядом на краешек стула. Вздохнула. Артистично сложила руки на коленях.
— Ну, здравствуй! — с горечью выдохнула малолетка таким тоном, будто мать-старушка наконец-то дождалась сына вернувшегося из трудового лагеря с Колымы, спустя пятнадцать лет. — Так вот ты, какой стал, Алёша!
Девчушка осмотрела Максима тяжелым прокурорским взглядом.
— А в письмах писал, что высокий, кудрявый… Красивый!!! Черноволосый, — обидчиво протянула она.
— А на деле побитый, синий, худой как цыплёнок. Вон, позвоночник через живот просвечивается. Ты же совсем не похож на того, что присутствует на фотографии, рядом с ледоколом «Ленин». Какой же ты после этого жених? А ещё писал, что полярник! И спортсмен!!!
— Так, девушка! — Макс решил навести порядок на выделенной ему законом территории. — Вы кто и, что вам здесь нужно?
Четырехглазая стрекоза смерила будущего избранника изучающим взглядом, и какое-то новое выражение появилось у неё на лице.
— Ты, что-о? — её губы сложились сердечком и она растерянно начала оглядываться вокруг, ища подмоги. — Не узнал, меня?
— Я! — горемыка начала повторять заикаясь. — Я, Лариса! Лариса Корычева!
— И что?
— Как же так? — девчушка внезапно густо покраснела. Молнии вспыхнули в её глазах. Она наклонила голову, косички у нее сильнее стали напоминать рога. Казалось, что вот-вот бросится бодаться.
— Рядовой Иванов? Алексей Михайлович? ВЧ 23–45? Полуостров Таймыр? — Страдалица неопределенно махнула рукой за спину — туда, где, по ее мнению, находилась место службы солдата.
— Алёшенька! Ты не узнал меня? — вмиг овдовевшая невеста бессильно уронила руки, надула губы и теперь была похожа на маленькую девочку, у которой отняли любимую куклу.
— Писал, придешь после армии! — она говорила прерывисто, точно пересиливала подступавшие рыдания. — Вместе будем работать, учиться. Ходить в кино, на концерты, в театры. Замуж возьмешь. — Глаза Ларисы метали молнии. Пухлые губы дрожали от волнения. Лицо приняло столь грозное выражение, что её трудно было узнать.
— А теперь? — малолетка с ловкостью непоседливой лошадки притопнула ногой. — Забыл? Не нравлюсь? На другую решил поменять? Как же так? Алексей?
— Подождите, девушка! Э-э-э, как вас там, Лариса! Какая армия, какие письма. Какой Таймыр? Кто вы такая, вообще?
— Ах ты… кабель, бабник, блудник! — обиженная малявка насупилась, грозно сдвинула брови и быстро выбежала из комнаты за подмогой.
— Бред какой-то, — произнес Макс и снова повалился на койку.
Сон сняло как рукой. Очертания двери на стене полностью растворились. Она снова приняла первозданный темно зеленый цвет.
А через три минуты, без стука, в комнату вихрем ворвалось уже четверо созданий женского пола. Они сгрудились у койки, рассматривая незнакомца во все глаза…
— А ну, хахаль, давай, подымайся.
— …Вставай вражина!
— …Ты, что творишь, задохлик?
— Почему отказываешься от своих писем? — громче всех шипела рослая, дородная девушка с необъятным бюстом и жестким волевым лицом. Её ладони — большие и сильные непроизвольно складывались в кулаки.
— Ты, Иванов?
— Иванов.
— В армии служил?
— Служил, наверное.
— Про любовь, девчонке писал? Ждать её просил? Жениться обещал? — крупная мадам эффектно уперла руки в бока, выступила вперед, отчего немалая грудь стала ещё убедительнее: Она (грудь) приподнялась и некоторое время смотрела на парня свысока.
— Зачем парил мозги нашей Ларочке: Что служишь на Крайнем Севере, подводником? Ждешь — не дождёшься встречи, тоскуешь? Любишь до беспамятства? — девчата громко зашумели, поддерживая подругу.
— Мы же письма читали, всей общагой, со слезами на глазах? Она так ждала тебя, а ты?
— Послушайте, девчата, тут какое-то недоразумение, я не мог ей писать из армии потому, что не общаюсь с малолетними.
— Я не малолетка, мне уже скоро шестнадцать, — потерпевшая покраснела как сочная морковь. Было заметно, что её сильно раздражало, что все разговаривают с ней как с ребёнком и, по всему видно, не принимают всерьез.
— Хорошо, — согласился новоиспечённый жених. — Пусть будет шестнадцать. Но, я всё равно не тот, кто звал замуж!
— Это почему же?
— Да потому, — закоренелый холостяк улыбнулся добродушно и как мог располагающе, — Меня зовут, Максим. Для особо непонятливых повторю… Мак-сим. А того парня, что писал ей письма в детскую ясельную группу, звали А-лек-сей!!! А так, кроме фамилии, нас с ним ничего не объединяет.
Виновница торжества, осознав свою трагическую оплошность, спрятала лицо в ладони и зарыдала крокодильими слезами. Причем такими ядовитыми и горючими, что казалось, они способны прожечь пол насквозь.
— Ладно, Алешенька, — вредина подняла зарёванное лицо, горделиво выпрямилась, и мстительно испепеляя разгневанным взглядом, сквозь зубы прошипела. — Я тебе это, припомню!
Закусив от обиды губу, она стрелой выскочила из комнаты.