Диджей

Барабанщица удивлённо захлопала глазами, в душе нарастало радостное нетерпение, наконец она не нашла ничего лучшего чем спросить…

— Куда нести-то?

— Туда, — махнули головой в неопределенную сторону. — На репетицию.

5

Небольшой зал для репетиций сковала тишина.

Девушки недоумённо переглядывались, надували щеки, смотрели друг на друга.

— Неужто, никто из вас, не умеет играть на электрогитаре? — не мог поверить Валерка. — Двенадцать девчат? Все такие — ух, какие! И не одна не держала в руках электрогитару?

— ??? — в ответ тишина.

— Может быть, кто умеет играть на обычной гитаре? — Максим уточнил вопрос.

— Я немного играю, — одна из девиц плавно оторвала руку от хореографического станка.

— Даже училась в музыкалке, а потом бросила, — её чистые, с сиреневым отливом глаза смотрели на организаторов тревожно и как будто виновато.

— Ес… Ес. Ес! — комсомольский активист согнул руку в локте, чуть присел и резко прижал конечность к телу. Смирнову очень сильно хотелось чтобы «Мальвина с фиолетовыми глазами» обязательно участвовала в выступлении. В коллективе «Берёзок» эта девушка больше всех привлекала Валерку. (Хотя, надо признать, не только Валерку. Было в ней что-то такое, что заставляло мужчин подолгу смотреть в её сторону.).

— Всё равно маловато, — Максим подвёл неутешительный итог своих размышлений. — Для постановки номера необходимо ещё одного, а лучше двух гитаристов.

— И где их найти? — он нахмурил лоб и задумчиво прикусил нижнюю губу.

— Не знаю, — недоуменно развёл руками Валерка.

— Ребята, может быть вам это поможет, — раздался расстроенный голос руководителя танцевального ансамбля. — В молодости я играла на гитаре и даже выступала в творческом коллективе, пока не занялась танцами.

— Отлично, — Макс обрадовано повернулся в сторону седовласой женщины спортивного телосложения, оценивающе прищурил глаза.

— Юлия Борисовна! Вы, наша спасительница. Идите сюда, берите в руки гитару, смотрите и слушайте, запоминайте. Потом покажите девчонкам. А делать мы будем следующее…

6

— Охламоны. Дармоеды. Хулиганы, — гневно возмущалась взрослая женщина-вахтер нервически размахивая руками в сторону группы молодых людей собравшихся ни свет, ни заря у входа в ДК.

— Сейчас же уйдите с крылечка, — она почти полностью вышла из дверного проема наружу.

— На улице рань — перерань! А они уже как мухи прилипли к ступеням. Ведь только же подмели и убрали! Шуруйте, вон в парк или на пустырь со своими гитарами. А лучше в лес — там и сидите.

— Поведай нам, о добрая старушка, — съязвил один из «интеллигентных» посетителей. — А когда начнут запускать внутрь?

— Вас — никогда.

— А почему?

— Потому, что вы бездельники, лоботрясы и тунеядцы.

— Нет, вы поглядите на них? — строгая охранница недовольно закрыла входную дверь главного входа. — Ведь не сидится же дома? С самого утра лезут и лезут как тараканы во все щели. И ничем их отсюда не вытравишь.

— Марья Ивановна, вы выглядите очень хорошо сегодня, — уборщица Селивёрстова Раиса подошла к тумбе вахтера за инвентарём. — Такая, прям, строгая — что-то лучилось?

— Ничего у нас не случилось, Рая, — женщина тяжело вздохнула, как человек, выполнивший неприятную обязанность. (Только, что в одиночку, без оружия и подкрепления, разогнала сборище особо опасных хулиганов).

— Дурдом у нас на работе, Раечка — дурдом!

— Скажете, прям тоже?

— Да. Со вчерашнего дня твориться настоящая вакханалия. Глаза мои не глядели бы и уши не слушали. Кто-то же сказал этим хипарям, что «Березки» ставят новый танец по какой-то ихней дурацкой песне. Так они уже с вечера начали по ДК шарахаться. Соберутся в холле у дверей актового зала, сядут со своими магнитофонами, гитарами и трынькают, галдят, хохочут как чумные. Всё ждут чего-то. Зал то закрыт — никого не пускают — репетиции. Я им, главное, по-хорошему, говорю — идите отсюда. А они — сидят, глазёнки повыпучат и чего-то там ля-ля-кают.

— А чего? — девушка широко открыла глаза.

— Да кто ж их знает баламутов окаянных? И главное, Рая, не поверишь. Я их гоню, а они опять тут как тут. Я их прогоняю, а они снова выползают и сидят. Кричу на них, ругаюсь — а им хоть бы хны.

— Дзинь-дилинь-дилинь-дзинь, — трель звонка телефона прервала причитания несчастного вахтера. Звонок был длинный и какой-то тревожно-настойчивый.

Ответственный работник заведения высокой культуры и быта осторожно, словно это была змея, подняла трубку.

— Слушаю? — её губы образовали странную улыбку: внешне — добродушную — ждущую ответа, внутренне — посылающие всех куда подальше.

— Нет здесь таких! — лицо вмиг изменилось: И без того красное оно стало пунцовым. Голос огрубел, налился силой.

— И не было никогда! — трубка нервно вибрировала в её руках. — И больше не трезвоньте. И номер забудьте, навсегда! А иначе, если будите названивать, я вызову милицию и сдам вас в тюрьму — на пятнадцать лет! И это вы ещё мягко отделаетесь. Потому, что потом вас отправят в колонию на вечное поселение и вернетесь вы лет через сто. Ясно!

— Скажи Рая, как можно работать в таких условиях? — страдалица положила трубку, после чего подняла руку и душевно прижала к груди.