Диета для трех поросят

Крик застыл в горле – в нашей небольшой кухоньке неожиданно оказалось много посторонних. У стола сидели трое: девушка и двое мужчин (дядька лет сорока и старик самого нелепого вида). Дедушка походил на психа, удравшего из поднадзорной палаты. Его седые волосы на концах были покрашены в интенсивно синий цвет, начесаны, залачены и поставлены веером. Безумный хаер вдобавок был украшен серебряной ленточкой наподобие той, которой иногда перевязывают коробки с конфетами. Хороши были и уши старичка – их сплошь усеивали колечки разной величины. Торс деда обтягивала майка с крайне неприличной надписью. Я не поклонница ненормативной лексики, поэтому не стану цитировать выражение, посылавшее народ в пешее путешествие с сексуальным уклоном.

Мужчина средних лет выглядел полнейшей противоположностью пенсионера. Он был облачен в строгий костюм чиновника, голубую рубашку и неброский галстук. Если старик притягивал внимание, то второй представитель сильного пола сливался с толпой. Отвернешься – и через секунду забудешь его лицо, настолько оно стандартно и неинтересно.

Девушка оказалась красавицей, к тому же осыпанной бриллиантами и стразами. Камни сверкали в ушах, на шее, пальцах, запястьях, они украшали и полупрозрачную блузку. Вдобавок от красотки пахло дорогими духами, а ее белокурые локоны уложила в нарочитом беспорядке умелая рука дорогого стилиста.

– Вы Марта Карц, – ахнула я.

– Да, – улыбнулась светская львица, – рада знакомству.

В ту же секунду к моему горлу подкатил комок. Однако что происходит у нас дома? Зачем тут расселись эти клоуны? А я в разобранном виде – стою в халате, растрепанная, без макияжа…

Гри, как всегда одетый в джинсы и пуловер, отошел от плиты.

– Танюш, хочешь яичницу? – спросил муж.

– Нет! – гаркнула я.

– Можно мне? – потерла цыплячьи лапки Марта. – Жрать охота!

– Давай, голубчик, наваливай, – протянул свою тарелку старик. – И не жадничай!

Я вздрогнула.

– Вы Дима?

– Привет, – обронил старик.

– Коробков? – не успокаивалась я.

– Ну? – поднял бровь безумный дедушка.

– Ты?

– Я.

– Сколько же тебе лет?

– Семьдесят, – ответил Дима и возмутился: – Почему Марте четыре глазка, а мне два?

– Тебе надо вывести глистов, – посоветовала ему светская львица и с аппетитом зачавкала. – Жрешь весь день, без остановки.

– Айн момент… – надулся Коробков. – Кто из нас обжора? У тя на тарелке яишницы в два раза больше.

– А ты чипсы лопал, – не сдалась Марта, – орешки, булки и сухари. Пока мы в засаде парились, ты весь корм истребил, мне ни крошечки не перепало.

– Ну ваще! – простонал Дима.

– Хорош лаяться, – отмер «костюм».

– Йес, босс, – бойко ответил Коробков. – Пункт первый всеобщих правил: шеф всегда прав. Пункт второй: если начальник не прав, смотри пункт первый.

Я села на табуретку.

– Вы кто? Гри, что здесь происходит?

Марта и Дима замолчали, уставившись в тарелки, Гри покосился на «чиновника», и тот вежливо сказал:

– Здравствуйте, Татьяна.

– Привет, – ошалело ответила я.

– Меня зовут Чеслав Янович.

– Очень приятно, – сказала я светским тоном. И в ту же секунду потеряла самообладание: – Нет, вру, совсем не приятно! В частности, я не испытываю радости при виде Марты. В газетах вовсю обсуждают ее роман с моим мужем!

Карц поперхнулась яичницей и закашлялась, Гри ухмыльнулся, а Коробков одобрительно крякнул.

– Правильно, Таняха! Режь правду в лицо!

Марта, откашлявшись, покраснела.

– Замолчи, Дима! Таня, мне твой муж нужен, как собаке гвоздь.

– Мы работаем вместе, – пояснил Чеслав Янович, – я начальник группы.

– Съемочной? – не поняла я. – Клипы снимаете? Рекламу?

– Не в бровь, а в пупок! – гаркнул Дима. – Попала с лету!

– Спокойно! – поднял руки Чеслав. – Она не в курсе.

– Чего? – простонала я.

Гри подошел ко мне и обнял за плечи.

– Сядь, Танюша, сейчас тебе все объяснят.

– Непременно, – кивнул Чеслав. – Но сначала есть вопрос к тебе, Таня. Мы хотим понять, ты и правда замечаешь все детали или произошла случайность?

– Она гений! – быстро сказал Гри. – Я уже докладывал.

Чеслав открыл портфель, вынул оттуда фотографии и разложил их передо мной на столе.

– Смотри. Это комната Лизы Терентьевой, восемнадцати лет. Девушка покончила с собой, проглотила сто таблеток и умерла. Следов насилия нет, осталась предсмертная записка. Правда, напечатанная на компе.

– На принтере, – влез с уточнением Коробков.

– Ну да, ведь нынешние молодые люди не умеют писать от руки, – не обращая внимания на Диму, сказал Чеслав Янович. – Сделай одолжение, изучи снимки и выскажи свое мнение по поводу самоубийства.

– Зачем? – спросила я.

– Танюша, пожалуйста, – взмолился Гри, – помоги нам! Мы запутались!

Просьба мужа – приказ для жены. Я начала рассматривать снимки и спросила:

– А какого роста была Лиза? Мне кажется, не больше метра шестидесяти. Кровать маленькая, да еще в ногах валик лежит.

– Верно, – согласился Чеслав, – метр пятьдесят девять. Почему ты этим интересуешься?

– И она съела сто таблеток?

Чеслав кивнул.

– Да.

– Больших?

– Стандартные желатиновые капсулы, если уж быть точным.

– Комнату фотографировали сразу?

– Извини? – напрягся Гри.

– В спальне после смерти Лизы не убирали? Ничего не трогали?