Диета милосердия: Буддизм и вегетарианство

Если «Права» действительно существуют (а интуиция и практика бесспорно свидетельствуют именно об этом), было бы по меньшей мере несправедливо наделять правами лишь людей, отказывая в оных животным, ибо один и тот же принцип справедливости и сострадания применим в обоих случаях. «Боль есть боль, — говорит Хамфри Прайматт, — вне зависимости от того, испытывает её человек или животное»; и мучимое существо, будь то животное или человек, испытывая страдание, страдает от Зла. Зло влечёт мучения, которые незаслуженны и беспричинны, которые не есть наказание за содеянное, которые не послужат никакой благой цели и которые являются лишь проявлением силы и власти безнаказанно творить злодеяния. Причину этого надо искать в жестокости и несправедливости, присущих людям.

                                                                                            («Права животных»)

Напротив, я считаю, что человек в процессе «гуманизации» не кулинарными школами, но школами философской мысли, откажется от варварской привычки поедания плоти умерщвленных животных и постепенно разовьёт чистую, простую, более гуманную и, стало быть, более цивилизованную диету.

Сегодняшние корабли по перевозке животных напоминают мне худший вариант кораблей работорговцев пятидесятилетней давности.... Существующая практика убийства животных в пищу человеку, в варварстве и жестокости своей, являет прямую противоположность тому, что я понимаю под «гуманностью диеты».

Вы приглашаете красивую девушку на ужин и предлагаете ей... сэндвич с ветчиной! Старая пословица гласит, что глупо метать жемчуг перед свиньями. Что же нам остаётся сказать о той учтивости, которая мечет свиней перед жемчужиной?

Вегетарианство — это диета будущего. Это столь же верно, как и то, что мясоедение принадлежит прошлому. В этом столь привычном и одновременно столь разительном контрасте — овощная лавка по соседству с мясной — жизнь преподносит нам неоценимый урок. С одной стороны мы можем видеть варварство и дикость в действии — обезглавленные туши, застывшие в жутковатом подобии живых существ, суставы, куски окровавленной плоти, внутренние органы с их тошнотворным запахом, пронзительный визг ножовки, рассекающей кость, глухие удары топора — весь этот несмолкаемый вопль протеста против ужасов мясоедения. И в пику этому пугающему зрелищу, тут же рядом можно видеть богатство россыпей золотых фруктов, достойное пера поэта, — пищи, абсолютно соответствующей физическому строению и врождённым инстинктам человека, пищи, способной с лихвой удовлетворить все мыслимые потребности человеческого организма. Видя этот разительный контраст и осознавая все те нелёгкие шаги, которые необходимо сделать, и те трудности, которые предстоит преодолеть, остаётся ли место сомнениям, что этот путь развития, который нам предстоит пройти от варварства к гуманности, явственно представлен здесь и сейчас перед нашим взором.

Эта логика мясной лавки есть прямая противоположность истинного почитания всего живого, ибо она подразумевает, что настоящий любитель животных — тот, чья кладовая полнее ими набита:

Тот молится лучше, кто лучше ест
Всех тварей больших и малых...

                                     (игра слов и перефразировка куплета старинной песни)

Это философия волка, акулы, людоеда.

                                                                                         («Гуманность диеты»)