Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда попросила Антона остановить машину и позвонила Люськиной жене Лене из ближайшего телефона-автомата, поскольку ее собственный мобильник разрядился. Лена была дома, по наблюдению Надежды, она была женщина неработающая и ничем особенно не занятая, и ничто не могло помешать ей пообщаться с подругами, тем более – по делу. Сама Лена, однако, так не считала. То есть прямо она ничего не сказала, но разговаривала с Надеждой так сухо, что и речи не могло быть напроситься к ней в гости. Надежда вспомнила, как невежливо говорила вчера с самой Леной по телефону, и промолчала, Алка же завелась мгновенно.
– Это черт знает что такое! – заявила она, едва Надежда повесила трубку. – Мы, между прочим, ищем ее мужа, хоть бы какую-то благодарность проявила!
– Видишь ли… – Надежда пыталась быть справедливой, – она нас не просила, чтобы мы искали Люську.
– Это-то и подозрительно! – У Алки загорелись глаза. – Слушай, а что, если она сама похитила своего мужа? И теперь делает вид, что волнуется по поводу его исчезновения! Чтобы никто ничего не подумал!
– Да зачем ей это нужно! Ведь он вернулся к ней, и все у них было хорошо, мне Сонька говорила!
– Вот и звони Соньке, чтобы она на эту Лену воздействовала! – предложила Алка.
– Знаешь, что-то не хочется… – Надежда отвела глаза. – Что мы как маленькие с каждым вопросом все к Соньке бегаем? Сами разберемся…
– Ну, Надежда, я пас, – решительно заявила Алка. – Ты у нас авантюристка известная, тебе все нипочем. Но это же кому рассказать, что я, приличная женщина, сидела в собачьей будке… да меня же ученики засмеют! И теперь ты снова толкаешь меня на сомнительное мероприятие. Не хватало еще, чтобы эта Лена спустила нас с лестницы или полицию вызвала! В будке я уже сегодня побывала, теперь только «обезьянника» не хватало!
Надежда тотчас обиделась. Алка, видите ли, приличная женщина, а она, Надежда, стало быть, неприличная? Это еще как посмотреть! Алка слишком много о себе воображает!
– А вы, Алла Владимировна, никому не рассказывайте про будку, никто и не будет смеяться, – предложил совершенно забытый Антон Прохорчук. – Об этом ведь только от вас узнать могут!
– Ты вообще молчи! – взъелась Алка. – С тобой будет отдельный разговор…
Надежда решила не вмешиваться в сложный процесс воспитания подрастающего поколения и попросила высадить ее у ближайшего метро.
Не следовало являться к Люськиной жене в таком затрапезном виде – в джинсах и неброской курточке, да еще после того, как пряталась в собачьей будке и выпрыгивала из окна, но Надежда посчитала, что коли зайдет домой, то уж ни за что потом не выйдет, так что лучше действовать сейчас, по горячим следам.
Илья Цыпкин со своей новой-бывшей женой жил на Васильевском острове, на Шестой линии. Надежда вышла из метро, прошагала по Среднему проспекту, выложенному аккуратной тротуарной плиточкой, свернула на Шестую и страшным усилием воли заставила себя прошмыгнуть мимо «Макдоналдса» на углу. Время близилось к вечеру, с утра она позавтракала ложкой овсяных хлопьев с обезжиренным йогуртом, не стала даже пить чай. Овсяные хлопья – жуткая гадость, оттого съесть их много нет никакой возможности, именно поэтому Надежда выбрала такой завтрак. Теперь же ужасно хотелось есть, просто скулы сводило. Но она героически преодолела свою слабость. Дело прежде всего!
Дом у Люськи был хорошо отремонтирован, над подъездом торчал глазок видеокамеры. Надежда нажала кнопку звонка, и динамик на двери тотчас спросил женским голосом:
– Вы к кому?
– В семнадцатую квартиру, к Елене Андреевне Цыпкиной, – твердо ответила Надежда и дернула за ручку двери.
Но не тут-то было, дверь и не думала открываться.
– По какому делу? – спросили из-за двери еще строже.
– По личному, – ответила Надежда недовольно.
Ей задали еще кучу вопросов, потребовали назвать имя посетительницы и сообщить, петербургская ли у нее прописка. Надежда сначала удивилась, потом рассердилась, потом хотела плюнуть на все и уйти. Остановило ее воспоминание о Люське, который сейчас в опасности, и еще захотелось взглянуть в глаза тому, кто за дверью.
– Ждите, я свяжусь с квартирой, – сказал наглый голос.
Надежда решила уже, что придется уходить несолоно хлебавши, но дверь наконец распахнулась с противным скрипом. В холле было светло и чисто, пахло почему-то мятными леденцами. Еще в холле имелась стеклянная будочка, в каких раньше сидели уличные регулировщики. В этой будочке восседала бдительная старуха с тщательно уложенными седыми волосами, слегка подкрашенными голубым. Старуха подозрительно поглядела на Надежду маленькими глазками и сжала тонкие губы в ниточку. Окошко в будке было узким, как щель почтового ящика. Надежда готова была поклясться, что сама будка сделана из пуленепробиваемого материала, а старуха прячет под стулом заряженный автомат Калашникова, такой грозный у нее был вид.
Люськина жена встретила ее без улыбки. Лицо ее было совершенно непроницаемо, хотя глаза насмешливо блеснули, когда она заметила непрезентабельный внешний вид гостьи.
– Чему обязана? – осведомилась она.