Диетлэнд

Я рассказала Верене о том, как Лита шпионила за мной, и о том, как Джулия попросила прислать ей все адреса «девочек Китти».

– Какова история Джулии?

– Она живет в мире тайн, заговоров и интриг; хочет, среди всего прочего, разоблачить империю «Остен Медиа». Выматывающая и опустошающая работа, как по мне. Она надеется, ты поможешь ей нарыть компромат на Китти.

Так вот чего хотела Джулия. Но вряд ли я была идеальным человеком, чтобы копаться в грязном белье небожительницы индустрии моды. Я ведь даже не работала в офисе.

– Когда она сказала, что такая, как ты, пишет за Китти, мне захотелось с тобой познакомиться, – продолжала Верена.

– Такая, как я?

Я прекрасно поняла, что Верена имела в виду; меня сильно оскорбили ее слова.

– Люди наверняка критикуют Китти за то, что в ее штате, как и на страницах журнала, одни худышки. Ведь она могла бы заявить: «Эй, моя специальная помощница толстая!» Все равно что сказать: «Я не расистка, моя лучшая подруга черная!» Самое обидное, что она даже не хочет, чтобы ты работала в башне «Остен Медиа».

– Она сказала, отдел кадров предложил мне работать на дому, – вставила я.

– Ты и вправду в это веришь, изюминка?

Вместо того чтобы смотреть на Верену, я уставилась в окно: небольшой сад на заднем дворе окружали высокие деревья, прямо под окном цвели розы – красные рубины на зеленом полотне. Я подозревала, что и щеки мои в то мгновение были такими же красными. Я ощущала себя огромным китом, выброшенным на пляж из красного песка, уродливым фантасмагорическим существом в паноптикуме.

– Я не хочу так выглядеть, ясно? Я ненавижу свое тело. И совсем не нуждаюсь в том, чтобы мне напоминали, что люди обо мне думают.

– Это их проблемы, не твои. Ты такая, какая есть.

Я ничего не ответила, только челюсти сжала.

– Я сказала что-то не то? – растерянно моргнула Верена.

– Не люблю, когда меня называют толстой.

– Поня-я-ятно, – протянула Верена. – Извини, если обидела. Я не считаю, что избыточный вес – это плохо. Я думала, мы с тобой на одной волне, но теперь понимаю, почему Лита хотела, чтобы мы встретились.

– А я вот не понимаю. – Хоть Верена и извинилась, я все равно была расстроена. – Тебе-то легко говорить, что в избыточном весе нет ничего плохого. Попробовала бы сама жить так, как я.

У Верены была полная мать, но это не одно и то же. Я сообщила Верене, что очень скоро избавлюсь от лишних килограммов, что через несколько месяцев мне предстоит операция по снижению веса.

– Диеты не работают, ты сама так написала. Пришло время для меня сделать решительный шаг.

– Такой посыл ты вынесла из моей книги? – ахнула Верена. Не будь она от природы бледной, все бы краски точно исчезли с ее лица. – Ох, Плам, не делай этого. Не уродуй себя. Я прошу тебя подумать еще раз.

«Началось», – подумала я. Еще одна худышка, вроде мамы, пытается меня отговорить.

– Все решено, – твердо сказала я.

– Единственное отличие моей матери от хирурга, который будет тебя оперировать, – это то, что у моей мамы не было медицинской лицензии. И то, и то – мошенничество.

Краска выступила на ее бледных щеках. Она собиралась сказать что-то еще, но сдержалась. Вместо этого положила обе ладони на стол и глубоко вдохнула. Сразу можно было понять, что она из тех, кто старается не терять самообладания, что бы ни происходило. Известие о моей операции огорчило ее. Я следила за ней: мрачные мысли морщинами проступали на лбу, и я словно чувствовала, как из этих мыслей выкристаллизовывается некое решение. Внезапно лицо ее просветлело. Она выпрямилась и взглянула мне прямо в глаза:

– А как ты собираешься платить за операцию?

Я сказала ей, что моя страховка покрывает часть суммы. Оставшиеся семь тысяч долларов, которые я буду должна, заплачу как-нибудь сбережениями или возьму кредит.

– А что же насчет послеоперационных расходов? На новую одежду, на пластику. Ты ведь понимаешь, что одной операцией дело не ограничится. Если стремительно похудеешь, кожа будет свисать с костей. Добавь сюда еще всякие медицинские процедуры, если возникнут осложнения.

Я уже начала покупать одежду, но знала, что Верена права насчет пластических операций и других расходов. Я еще раз повторила, что как-нибудь найду способ заплатить за все.

– Давай заключим сделку, – предложила она. – Я дам тебе двадцать тысяч долларов. Ты ведь была баптисткой, значит, платила взносы и покупала помои, которые они называли едой. Учитывая боли, страдания и недомогания, плюс проценты, я должна тебе двадцать тысяч.

Я хотела было рассмеяться, думая, что она шутит, но ее серьезный пронизывающий взгляд говорил об обратном.

– Двадцать тысяч – это много денег для тебя, для меня же это сущие крохи, – добавила Верена.

– И что я должна сделать?

– Я хочу, чтобы ты серьезно подумала о том, нужна ли тебе операция. Сделанного не воротишь. Если что-то пойдет не так, это погубит тебя.

– Я уже взвесила все плюсы и минусы.

– Я имела в виду, подумать об этом немного в другом ключе.