С большим трудом я заставила себя кликнуть на следующее сообщение:
Кармен была единственной, по кому я скучала из своей повседневной жизни, и я безумно хотела с ней поболтать. Наконец, она села за мой столик, положила булочку с клюквой и апельсином (480 ккал). Она всегда приносила мне то, чего мне нельзя было есть. Юлайла Баптист называла таких «диверсантками», но я знала, что Кармен не специально. Я откусила крошечный кусочек, не чувствуя ни вкуса, ни желания съесть лакомство. Одним из следствий отказа от
Пока Кармен рассказывала о том, что за эти дни происходило в кофейне, я чувствовала, как электрические разряды пробегают по моим пальцам и выше, волны тепла, приятного и пугающего одновременно.
– С тобой все хорошо? – обеспокоенно спросила подруга.
– Все еще болею. Продолжай.
Я слышала ее слова, но для меня они были не более чем просто фоновой шум. Все, о чем я могла думать сейчас, – это о «Новой программе баптисток», наших беседах с Вереной и двух версиях меня – Плам и Алисии. Жизнь «в кофейне» мне больше не подходила. Это было все равно что продолжать ковылять в слишком узких туфлях.
Пока подруга говорила, мне в голову закралась мысль: «А что обо мне думает Кармен?» Подруга всегда была юркой, быстрой и миниатюрной, даже сейчас, с огромным животом. Парни на углу никогда бы не стали смеяться над ней. Она никогда не узнает, каково это – быть такой, как я. Я знала о грани, существующей между нами, грани, которая отделяла меня от большинства людей. Мне не нравилось признавать существование этой черты, но от этого она не исчезала. А в последние дни она ощущалась мною ярче всего.
Кармен вернулась к работе, и я осталась одна за столиком. Ногтем я выковыряла клюкву из булочки и слизала ягоду с пальца. Пока я это делала, краем глаза заметила, что женщина за соседним столом смотрит на меня так, как мне не нравится. Совсем не нравится. Может, я все же могу ей что-нибудь сказать?
Внезапно меня словно молнией шарахнуло, а левый глаз задергался. Я положила булочку на стол и закрыла глаза, ожидая, что тик пройдет. Когда я открыла глаза, женщина все еще смотрела на меня.
– На что пялитесь?! – вдруг рыкнула я. Мой собственный голос прозвучал для меня так незнакомо.
По радио Нола Ларсон-Кинг объявила:
– Мою сестру зовут Дженнифер.
Пусть я и понимала, что со мной происходят перемены, я все равно продолжала приходить в кофейню. Я просматривала сотни писем и удаляла их. Я не понимала, зачем вообще читала их, если все равно собиралась удалить. Может быть, я играла в Бога, выслушивала молитвы. Даже не отвечая, я могла послать успокаивающие флюиды в космос:
Когда мне надоедало пялиться в монитор, я начинала смотреть на людей в кафе. А их всегда было много разных, так как никто не проводил в кофейне столько времени, сколько я. Я смотрела, как они заказывают чай, кофе, сэндвичи и пирожные, и чувствовала, как электрические волны пробегают по моему языку и вниз, в горло, словно вереница муравьев.
В кофейне никогда не бывало тихо, и я улавливала обрывки чужих разговоров, саундтрек чьих-то жизней. Какие-то реплики я слышала отчетливее других, или, может, они просто задевали меня сильнее.
– Если сейчас не поешь, потом будешь опять ходить голодная. Вот почему ты всегда так? – За соседним столиком молодой человек разговаривал с худощавой девушкой, возможно, своей подругой. – Ведь я знаю, что ты хочешь есть.
– Я не голодная! – Девушка с грубыми чертами лица повернулась ко мне. Я уткнулась в ноутбук.
Привет, Китти. Прошлым летом в Палм-Бич я познакомилась с Райаном. Видишь ли, Райан знает мою кузину Бекки, и это долгая история, так что я, пожалуй, начну с самого начала…
УДАЛИТЬ.