Я быстро прошёл на противоположный от двери край зала и сел недалеко от ближайшего студента. Факультатив продолжился, я его не слушал. Быстренько достав лэптоп, я уткнулся в программы. Самое главное для меня было сейчас до конца замести дигитальные следы моего прибывания в аудитории Эдисона. Итак, Кронберг, который сейчас учтиво объяснял любопытным молодым людям, которым хочется поучиться и в выходной, непонятные мне теории и водил световой указкой по выведенным на большой лекционный визор графикам, должен был отныне и навсегда быть связанным именно с нынешней аудиторией. Пришлось опять вскрыть несколько парнасовских баз данных, но теперь на основе сделанных мной исправлений никому и голову не могла прийти мысль обратится к нему по поводу аудитории Эдисона. Я ещё раз проверил, сделал ли я всё правильно. Даже если кто и придёт к нему лично, и он вспомнит меня, доказательств не будет. Он не видел, как я входил, в компьютере об этом ничего нет. Я немного расслабился, ощущать на себе мокрую рубашку было не очень приятно, но это были по сравнению с остальным комфортные неудобства. Комфортные, потому что… Я не успел продолжить, лекция оборвалась.
Над дверью беззвучно мигала зелёная подсветка. Это означало, что кто-то стучался. Войти и присоединится, или может спросить о чём-то у лектора, мало ли что. Для тех, у кого в данный момент доступа не было, дверь не открывалась. Тот, кто был внутри, решал открыть или нет. Кронберг, виновато улыбнулся студентам и пошёл в направлении двери. Дойдя, он сначала осторожно приоткрыл её, а потом, немного высунувшись наружу, что-то быстро сказал. Судя по его виду после закрытия двери, это было что-то вежливое и малозначительное. Всё ещё улыбаясь, он прошёл за кафедру и продолжил. Я сидел, обомлев, не чувствуя не только рубашки, но и всего тела.
Как мне отсюда выбраться? Судя по времени, сначала факультатива прошло немного больше получаса. Значит, он будет ещё идти час или около того. Нужен был кто-то в коридоре, посмотреть не ждут ли там меня. Кто бы мог прийти за такое время? А кто вообще на ногах? День ведь уже всё-таки.
Карманник говорил, что оставшаяся троица не спит. Но на самом деле на мою переписку ответил только Градский. А он был в мегаполисе за каким-то делом и всё равно не успевал. Я дал ему отбой и решил действовать сам. Время что-нибудь придумать было с лихвой.
Ближайший ко мне студент увлечённо участвовал в факультативном занятии. Он то и дело задавал вопросы, заносил выданные профессором идеи сразу в свой лэптоп и ещё умудрялся делать какие-то пометки в блокноте карандашом. Вихрастая копна волос то и дело ему мешала заниматься. Он всё время стряхивал их с лица привычным движением и, казалось, не замечал. Свой китель второкурсника он бросил рядом, он лежал так, что не было определённо видно нашивок, но одну я всё же узнал. Чёрный треугольник с изображением бегущего человека. Это была спортивная секция спринтеров.
Это было в принципе всем, чем можно было располагать. Что ж, оставшееся время хотелось использовать на умственное составление точного плана побега. Итак, спринтеры. Когда все будут собираться, можно поинтересоваться клубом и, расспрашивая его по-приятельски, выйти с ним почти в обнимку. Главное, чтобы со стороны выглядело так, будто мы давно знакомы и что я такой же участник факультатива. Занять его необязательным разговором до конца коридора, а потом расстаться, чтобы и он по возможности не вспомнил меня. Свой китель, конечно, надо снять и нести смятым, чтобы не было видно, что на нём. Задуманное для меня было осуществимо, можно было добавить ещё маскировки: закатать рукава рубашки, взлохматить волосы, очки обязательно убрать. Надо было больше походить на студента.
“Формат меня,” – вдруг вспомнил я об Альбине, – “что интересно она подумает, если узнает, чем занимается её подчинённый. Я, собственно, думал, что история с Эдисоном – дурь, тогда у неё в кабинете. Сейчас – это уже чуть ли не полноценный доклад по форме. Академическая интрига. Она эти вещи не любит, но разделывается с ними мастерски. И пресекает их на корню. Отношения между сотрудниками отделения для неё прозрачны. Я сам, вообще-то, не всегда ей всё договариваю. Но она ещё ни разу за это не делала мне замечаний. Может, конечно, я вру убедительно. Ну, а сейчас, что я ей расскажу о том, что я делал на выходных и какие мои соображение по-поводу Эдисона. Про выходные она спросит как бы вскользь. Во-первых, этот вопрос не очень официальный. Право на частную жизнь у нас свято. Но всё равно он будет задан, чтобы перейти к главному – что я сделал Эдисону? И думал ли я об этом? Насчёт “думал” она не усомнится. Но, конечно, захочет знать найденную причину. Отговорки здесь не помогут и, по моему представлению, придётся врать уже конкретно и намеренно. Кто бы знал, как я этого не хочу. Да, и смогу ли в принципе? Это может у неё породить сомнения насчёт меня. И в итоге убьёт всё доверие между нами. Это тоже недопустимо. Хорошо, что ещё впереди полтора дня.