— Пиздец. — выдыхаю, не веря ни своим ушам, ни глазам. Я горбачусь, чтобы спасти ее жопу, а она вон значит как со мной. — НУ ты и сука…
Резко направляюсь к выходу, не желая ни минуты больше находится в этом доме. У самого входа Бурков преграждает мне путь и говорит на прощание:
— Я пришлю тебе видео, как буду ее трахать… — он говорит это так тихо, что его слышу только я.
— Да, пожалуйста. — усмехаюсь громко, чтобы она слышала.
Вылетаю из дома и быстром шагом пересекаю вылизанную территорию, меня просто трясёт. Если я сейчас не выпью, то сорвусь. Мне позарез нужно набухаться и потрахаться. На ходу ищу в телефоне нужный номер.
— Любаня, будь у меня через пол часа. — говорю я, закуривая. Она приедет, прилетит сама. За ней не нужно бегать, как за этой.
Пора спустить жидкость с яиц.
Больно. До ломоты в костях. Разрывается мясо, сердце кровоточит.
Смотрю на Дика и умираю. Люблю его. С первого взгляда, наверное, влюбилась так сильно в этого мужчину. Мой идеал.
Думала, что уже никогда не увижу его. Боялась, что Рома убьёт его, засадит в тюрьму, искалечит, он может. Я ощущаю его власть…
У него рука перебинтована, жестко зафиксирована кисть, часть бинтов окрашены в грязно красный цвет. Он был ранен. Больно физически от осознанная, что его могли убить из-за меня.
Выбор был прост. Или я делаю, так, как говорит Рома или Дик сгниет в тюрьме. Он не виноват в том, что я вляпалась в дерьмо девять лет назад, не должен платить такую дорогую цену. Поэтому я сделала выбор.
Я выйду замуж за Романа Буркова, буду очень послушной и хорошей девочкой, делать все так, как говорит он. Взамен он отпускает Дика и больше никого не трогает. Убийств больше не будет. Никто не пострадает.
Кроме меня.
Моя мама с папой прыгали до потолка, когда я привела к ним Буркова. Успешный и молодой бизнесмен, их мечта. Когда Мама увидела золотой колечко с огромным бриллиантом, которое весило больше, чем грецкий орех, она растаяла и сама влюбилась в него, простив в миг фиаско с Романовым.
Смотрю на своих родителей и не могу понять, как я могу быть их дочерью? Я на них не особо то и внешне похоже.
Рома умел производить эффект. При родителях — мечта, а не мужик.
Мне становилось плохо при мысли, что рано или поздно мне придётся переспать с ним. И он будет диктовать условия.
Мне становится так страшно, что сводит судорогой все тело.
Пришлось прогнать Дика, выставить его за дверь, постараться заставить его поверить в то, что он мне безразличен. Хотя мне казалось, что у меня все написано на лбу и в глазах. Все было слишком очевидно.
Я пыталась сделать ему больно, чтобы он вычеркнул меня, а как будто сама себя резала без анестезии.
Но он должен был уйти из моей жизни. Дик должен жить и быть счастливым.
— Ты была молодец. — Бурков стирает с моей щеки еще не высохшую слезу, задирает платье и сжимает ягодицу до синяков. Я зажмуриваюсь, закусывая губу, стараясь абстрагироваться. Нужно привыкнуть. Человек может ко всему привыкнуть. — Открой глаза.
Его обычно милый голос становится грубым и резким. Выходит наружу настоящий Роман Бурков. Повинуюсь.
— Ты должна смотреть на меня, когда я тебя трогаю или трахаю! — чеканит он сквозь зубы. — поняла меня?
— Да. — выдавливаю я, стараюсь не думать, что он снимает с меня трусики, нюхает их и прячет в свой карман. Его холодная ладонь поглаживает мою внутреннюю часть бедра.
— Нагнись. — Я облокачиваю грудью о раковину, ноги подгибаются. Что он задумал?
Рома достаёт два металлических вагинальных шарика, крутит их передо мной, слежу за его движениями в зеркало ванной комнаты. За дверью мои родители, которые обсуждают моего чудесного жениха. Они просто в восторге от моего жениха, который олицетворение благополучия и воспитания.
Он загоняет их в себе в рот и смачивает слюной, я уже знаю, что он будет делать. Стараюсь думать о Дике с открытыми глазами, но перед глазами все равно жесткий Бурков с перекошенным лицом.
Рома вводит в меня по одному шарику по очереди, хлопает слегка по складочкам и наклоняется к самому уху.
— У нас будет самая настоящая брачная ночь, но перед ней я буду тебя готовить… к тому, как я люблю… — его слова наносят мне физическую боль, а еще меня тошнит от его запаха. — Ты должна держать их в себе весь вечер, это твоё наказание, не нужно смотреть так на Дика, мне может показаться, что он тебе не безразличен. Не люблю ревновать.
Он болен. Психически не здоров.
— как скажешь. — шепчу я. — Если ты так считаешь, то я сделаю.
Бурков спускает обратно платье, поправляет его, как будто ничего и не было.
Открывает дверь в ванной и выходит к родителям. Я иду за ним, натягиваю полуулыбку, стараясь сжимать стенки влагалища, которые оттягивали тяжелые шарики. С каждым шагом они перекатывались и напоминали мне — кто их туда положил.
С каждым шагом я острее чувствую свою обречённость и унижение, но на моем лице спокойствие. Я счастливая невеста.
— Вы знаете, у Линочки так разболелась голова после этого представления. Нам нужно ехать.