Дик (СИ)

Закончив с допросами, которые шли около трёх часов, все это время Дик отсутствовал, я выдохнула. Этот день выдался очень насыщенным на события, даже через чур. Меня немного лихорадило, вдруг я сделала что-то не так, неправильно зафиксировала в протоколе, не так подписала? Во мне говорила отличница, которая боялась, что сделала все не на пятерку.

Это же так важно! И Дик бросил меня! Даже не дал малейших наставлений. Козел. Наверное, все это время долбится.

Часы показывали 18:30, окончание рабочего дня, и можно было уходить, но что-то меня удерживало в этом маленьком кабинете. Здесь все было пропитано этим мужчиной, каждая деталь. Не хотелось уходить ни столкнувшись с ним, не получив хотя бы слабую похвалу за проделанную работу.

Я ласково провела рукой по темному дереву массивного стола, не обычному выбору для такого кабинета. Натуральное дерево, купленное на заказ, точно не казенное. Я бы не смогла обставить лучше такое маленькое пространство.

— Мечтаешь обо мне?

Дик в прекрасном расположении духа со стеклянной бутылкой Кока-колы ввалился в кабинет. Он подошёл ко мне вплотную, накрыв мою руку своей; от этого касания меня ударило током. Я вздрогнула, ощутив слабость во всем теле. В комнате тут же стало душно.

Он следил за каждым моим движением, как хищник следит за своей жертвой. Не удивлюсь, если он такой же маньяк, каких ловит он сам.

— Я провела беседу с владельцем цветочного, со всеми кто там работает и со всеми свидетелями. На столе лежат подписанные показания, можешь ознакомиться. — мне трудно смотреть ему в глаза, не знаю почему… Потому что проделанная работа может оказаться не точной, что он смотрит на меня со снисхождением или потому что от взгляда этого взрослого мужчины мне становится жарко, учащается пульс. Никогда не было такого раньше, ни с одним из моих бывших парней.

— А вот где был ты?

Дик сел на диван, широко расставив ноги, не смущаясь несколько, что внушительный бугор так и выставлен на показ. Ему нравилось меня провоцировать, а я не собиралась поддаваться на эти провокации! Хотя не смотреть было сложно, у меня даже задёргался глаз от перенапряжения.

— Работал, осмотрел тела, присутствовал на вскрытии, общался с родственниками жертв… Делал свою работу… — у меня даже речь пропала после этого заявления. Просто онемело все, снова захотелось расплакаться.

— Без меня? — выдавила я, ощущая себя ничтожной, слишком маленькой. Утренняя уверенность сошла вместе с красными, проклятыми трусами. Этот козел работал, делал самые важные дела без меня, пока я тут все конспектировала, как канцелярская крыса. А теперь, широко расставив ноги, сообщает мне об этом, чтобы упиться моим унижением.

Наверное, в моем лице проступило совсем сильное отчаяние, потому что Дик немного смягчился, улыбка поблекла и морщины разгладились.

— Я одиночка, Ангелина и дела все виду сам. — он говорил со мной голосом пожилого человека, раздающего наставления своей глупой внучке. Его хриплый, ласковый голос успокаивал меня, но душа все равно болела. Почему ничего не получается?

— Я хочу просто учиться, хочу найти тварь, которая выпустила из пяти женщин всю кровь и мумифицировала их. Он же повторит? Я уверена, он игрок. Он место убийства превратил в выставку, в композицию. — ком в горле и затруднённое дыхание не дает говорить. Кажется, зарыдаю в голос сейчас. Трудно стоять перед этим человеком, как школьница, отчитываясь, еще и в этой отвратительной футболке. — Так трудно потерпеть меня месяц? Называть меня по имени и не отпускать сальные шуточки?

— Очень трудно. — спокойно отвечает Дик и в его глазах я вижу серьезность. — Трудно сосредоточиться на работе, когда рядом с тобой маячит молоденькая напарница, которой, ой, как хочется засадить. Постоянно мучают не те вопросы. Например, какого цвета у тебя соски, они крупные или маленькие? Ты выбриваешься наголо или нет? Ты во время секса тихонечко стонешь или кричишь? Ты постоянно кусаешь губы, облизываешь их, твой язычок постоянно в движении… Ты им также шустро орудуешь во время минета?

Душно. У меня поднимается температура. Странные, незнакомые мне импульсы в животе, заставляют гореть все тело, несмотря на прохладу, созданную кондиционером, в комнате. Между ног становится постыдно влажно. От его похабных, прямых слов я горю, как портовая шлюха. И он говорит все это спокойным голосом с таким умиротворённым выражением лица.

Мне трудно определить, Дик снова меня провоцирует или говорит правду. Мне лишь приходится держаться за краешек стола, чтобы не упасть, ватные ноги не хотят меня удерживать. По хорошему, нужно ударить его, но после ведра крови на моей голове, сил сопротивляться не остается.

— Нужно с этим что-то делать. — бормочу я, не отдавая себе отчёт в двусмысленности этой фразы. Дик поднимает вопросительно бровь и я поправляюсь: Если я так тебя напрягаю, лучше прекратить это все… Я хочу учиться, а не создавать видимость.