– Чем больше будет жителей Паддока, тем меньше мы будем пить, – категорично отрезала Дикая, и дальше к Ночлежке мы пошагали молча.
– Кто там? – от Ночлежки в нашу сторону долетел напряженный голос Сладкого.
– Отмороженная верхом на Чёрном Страхе, – отозвалась Дикая, и из лагеря сразу же посыпались расслабленные смешки, однако я так и не поняла, что именно охотница имела ввиду. Что ещё за Чёрный Страх?..
Мы вошли в ореол тёплого света, исходящий от костра.
– На час раньше обычного, – заметил Дефакто, и я бросила к ногам Сладкого, числящегося освеживальщиком, всю нашу добычу за день.
– Всего три куропатки? – парень с разочарованием в голосе поднял тушки птиц. – Очень мало… Давно так мало не было.
Следующим подал голос Змееед:
– Мы думали, что раз вы пошли вдвоём, так ты – он смотрел на Дикую, – либо вернёшься с минус одним голодным ртом, либо добудешь в два раза больше обычного.
Приняв из рук Абракадабры свою порцию, я опустилась на свой ящик.
– Завтра в Тёмный лес со мной пойдёшь ты, – глядя на Змеееда, жёстко отчеканила Дикая.
– Ч-что?.. Я?.. Но я ведь уже был…
– Что, трухнул? Забыл, каково это, первый раз, а в случае с вами всеми, и единственный раз, побывать в Тёмном лесу? Так я тебе напомню.
– Я пошутил, Дикая, – парень резко поднял руки вверх. – Просто пошутил.
– Значит, ты помнишь свой поход. Хорошо. Потому что его помню и я. Выгуливая тебя по Тёмному лесу, я смогла подбить лишь одну белку, так шумно ты пыхтел и хрустел ветками. А в конце, только благодаря чуду и моей меткости добравшись до поляны без потери конечностей, ты час провалялся в траве истекая слезами. Хочешь завтра повторить?
– Нет.
– Но тебя ведь не устроила сегодняшняя добыча.
– Устроила, – парень уже цедил свои ответы сквозь зубы.
– Вот и славно. Чья очередь петь сегодня?
Очередь была Нэцкэ. Но она предпочла не петь, а просто с выражением прочесть наизусть заученные стихи:
…вырезано…
…Шагаю медленно, спешить как будто никуда не надо,
со всех сторон густой туман и тягостно прибой звучит,
и руки спрятаны в карманы…
И ощущение, что где-то далеко болит,
но что болит – совсем не помню,
а может даже и не знала никогда,
и боль фантомная, и я фантомом
сейчас здесь где-то, где шумит вода.
А веток нет… Следов моих почти не видно,
зато вокруг белым-бело, как бел бывает снег…
И вдруг остановилась от виденья:
вдали передо мной нарисовался силуэт,
как будто бы чуть-чуть знакомый,
хотя знакомых у меня здесь нет,
но в памяти вдруг всплыл образ искомый -
тот проводник, что не пробил мой маленький билет.
И появилось ощущение досады:
я здесь совсем одна, и он один.
Быть может, завести с ним разговор? Хотя бы
из-за того, что говорить нам нет причин.
Я стала медленно, но верно приближаться,
а человек в чёрном плаще как будто ждал,
хотя стоял ко мне спиной… И он дождался:
я скоро встала там, где он стоял.
…вырезано…
… – Мы все всего лишь маленькие люди,
и действия наши бывают неверны,
не тем мы верим и не тех мы любим…
– Вы “гении” от слова “дураки”!
Вам дай лишь слово – звуки исказите,
вам жизнь дают – ворочаете нос,
вам крылья за спину давай!.. Вы всё клеймите.
Вы – свечи: плавите своей же жизни воск
пока горите… А когда сгорите
клять склонны свой же собственный огонь.
Вы изначально падшие и не взлетите,
пока на сердце не возложите ладонь,
чтобы раскаяться, попробовать понять иль извиниться,
чтобы хоть раз всех и за всё благодарить.
Вы умирать, пусть неосознанно, спешите,
но что страшнее – вы осознанно забыли жить.
Бежите за наградой бесполезной,
всё суетитесь ради призрачных оков.
Вы можете здоровым быть, но служите болезням.
– Как будто ты и сам не есть таков.
– Мы о тебе. Ты ведь еле шагаешь.
– Подумаешь. Могу и перестать шагать.
– Не мудрено остановить свой шаг, когда хромаешь.
А ты попробуй разогнаться и бежать.
Отбрось сомненья – боли нет и тягот нет, нет власти
дурного там, куда ему закрыли дверь.
Всё в мыслях. Мысли – это пасти,
которые разверз твой личный зверь…
…вырезано…
Что это был за зверь и был ли это вообще зверь? Ведь похож на человека. Но не человек. Скорее… Человекообразное существо. Дикая так ничего и не пояснила. Со стороны могло показаться, будто она всерьёз считает, словно я не нуждаюсь в разъяснениях – сама всё прекрасно знаю и понимаю. Но на самом деле с каждым днём пребывания в Паддоке я убеждаюсь в обратном: я либо знаю недостаточно, либо вовсе ничего не знаю. В течение последних часов на ум мне раз за разом приходило только одно определение под параметры увиденного – чудовище. Из-за этого слова я никак не могла расслабиться и заснуть, а потому после отбоя ворочалась в своём гамаке, как заведённая, хотя сама этого не замечала. Но, как оказалось, моя нервозность была заметна для других.