Когда мне напоминают про Оруэлла и его Большого брата, Большой брат отчего-то или скрипит сталинскими сапогами, или стрекочет компьютерным нутром, считывая наши мысли через банковские карты.
Я не возражаю.
Я просто хочу кое-что уточнить. Чтобы не было в море тайн.
У Оруэлла был знаменитый земляк. Он жил задолго до автора «1984». Земляка этого мы прекрасно знаем. Звали его Иеремия Бентам. Жил он и в XVIII веке, и в веке XIX. Был прекрасным юристом, моралистом, кем только ни был. Был «отцом либерализма». Как уверяют, мумия Бентама по его завещанию присутствует на всех заседаниях правления Лондонского госпиталя, которому Бентам завещал всё своё состояние. Половина этически ориентированных текстов сегодня спровоцированы Иеремией Бентамом. На Руси утилитаризм Бентама прекрасно озвучил Чернышевский с его теорией «разумного эгоизма» и рационального нравственного сожительства.
Бентам в своё время придумал Паноптикум. Паноптикум – это символ государственности. Паноптикум – это здание. Здание для содержания людей. Люди сидят в помещениях. В помещениях большие окна: одно наружу, второе – внутрь здания-бублика. В центре здания-бублика башня. В башне сидит надзиратель. И надзирателю видно сразу все тени всех людей, сидящих каждый в своей камере. Надзиратель видит, кто что делает, так как люди, хотят они или нет, отбрасывают тень прямо на полотно перед надзирателевыми глазами. Надзирателю не надо ходить по коридорам, заглядывать в глазки камер, греметь ключами. Надзиратель сидит в уютном кресле и видит всё разом. Здание построено так, что тени перед надзирателем маленькие, очень удобно.
Что перед нами? Перед нами тюрьма навыворот. Не казематы во тьме и каменные мешки с огарком. А максимально освещённое пространство, где роль сторожа выполняют совместно надзиратель и прирученное надзирателем солнце, бьющее в окна. Ночью перед внешними окнами устанавливаются факелы, Бентам жил до практического применения электричества.
Что будет делать узник в темноте? Он, возможно, побег будет готовить. Темнота из наказания становится союзником заключённого. А в Паноптикуме и светло, и гигиенично, и хрен ты сбежишь через подкоп: солнышко не даст, факелы заботы не позволят.
В Паноптикуме, по Бентаму, не обязательно держать разных криминальных утырков. Паноптикум подходит для клиник, общежитий, нравственных коммун, производств. Всевидение – залог идеального государства.
Бентам с его всевидящим оком – абсолютный сторонник Руссо. Руссо мечтал об открытом обществе, обществе прозрачном, лишённым тёмных тайн и секретов, Руссо не хотел, чтобы взгляды людей сталкивались с препятствиями личной скрытности. По Руссо, царить в обществе должно мнение каждого о каждом. А мнение, отделённое от примесей, можно получить только тогда, когда, в переносном смысле, занавесок от наблюдателя нет. Лучший сторож – это мораль.
Бентам в своём «Паноптикуме» пишет: «Каждый товарищ становится наблюдателем».
Идеальная власть сидит в центре Паноптикума и пользуется общественной прозрачностью. Право власти – это право общественного мнения, право иметь мнение каждого о каждом. Это право люди добровольно делегируют надзирателю, который, по Бентаму, регулярно меняется через процедуру ротации и выборов.
Кроме наблюдения за тенями, в Паноптикуме Бентама каждые камера-спальня-кабинет связаны с комнатой надзирателя специальной трубой, чтобы было не только видно, но и слышно. Труба эта не замаскирована. Чего маскировать её в открытом обществе? Труба для слушанья, она ведь не только для того, чтобы просто слушать. С ума сойдешь, вслушиваясь в каждый чих, вздох или крик из камеры. Труба демонстративна, она, торчащая из стены, напоминает, контролирует и устрашает. «Необходимость беспрестанно быть на глазах у надзирателя… на самом деле будет означать утрату возможности творить зло и почти полную утрату мысли желать его». Никакого бесполезного насилия, никакого телесного устрашения, никакого топота жирноплечих скотов-тюремщиков по коридорам, неопрятных рож дознавателей, только тонкое наблюдение, только тщательное слушанье.
Но, когда мне говорят про Большого брата, мне отчего-то продолжают тыкать в лицо портретом Иосифа Сталина. Я не возражаю. Оруэлл, сдавший властям список из тридцати восьми лично знакомых ему «попутчиков коммунизма», понял бы меня правильно.
Стимпанк
Чем хорош стимпанк?
Например, читаешь:
«Огромные воздушные суда, способные взять с собой большой запас разрушительного материала, могли прилетать к городу ночью.
В отдельных случаях, конечно, смятение охватывало публику, особенно женщин и детей, загоняло их в погреба, вызывая плач и истерические крики.
Но это не было типичным настроением города, в котором скорее преобладали нотки взвинченного любопытства, жажда новых, острых ощущений – естественная реакция против утомительного однообразия последних месяцев…