Дикая история дикого барина

И тут внезапно заходит Гоголь. И скромным голосом объявляет, что сейчас состоится авторское чтение пьесы «Ревизор», одобренной самим государем императором. Из российской жизни, с антрактом. А деньги, которые будут собраны в конце чтения, – тут Гоголь осмотрел всех внимательнее, – которые будут, значит, обязательно собраны, пойдут какому-то Шаповаленко, чтобы он не помер от голода и расстройства.

И вот куда тут деваться?! Немая сцена. Ну, как в самом «Ревизоре», в финале. Только вместо фельдъегеря сам автор стоит, а над автором незримо, но ощутимо витает дух статного самодержца в каске с орлом, а в углу примостилась голодающая тень художника Шаповаленко. И княгиня смотрит. И Гоголь у двери. И куда ни кинь…

Всем стало понятно, что деньги надо давать. Придётся давать. Но не просто так, что легко, хоть и странно, а предварительно выслушав всю, понимаете, комедию в исполнении автора в диковинной жилетке.

Это хорошо над каким-то запселым провинциальным городничим укатываться, над ничтожными почтмейстерами и земляниками. А когда тебя нежно берут за вымя в Риме, а деваться-то тебе, ваше сиятельство, некуда, то просто… нет слов! нет слов!

И Гоголь обстоятельно всем свою комедию зачёл вслух. На разные голоса, понятно, с улыбками в нужных местах и прочим. Аристократия сначала о чем-то шушукалась. Видно, думала, сколько сунуть строгому Гоголю, как так исхитриться, чтобы и не выкуп, и не взятка, а просто, извольте видеть, вы некоторым образом платочек обронили, позвольте, такскать, споспешествовать и совокупно выразить… рублей по триста, что ли, чисто для примера, по триста пятьдесят, например, а? А сколько? А у тебя?.. За подкладку не завалилось, нет?

А Гоголь читал уже второе действие, и оппозиционная аристократия поняла, что речь идет о нескольких, вообразите, тысячах. Не меньше! Да-с! Иначе ж скандал… Дойдёт до государя, до света дойдёт, сраму не оберёшься. И догадал же бес прибежать к этой Волконской, думал некий застигнутый. Сидел бы сейчас на развалинах, воображал себя дерзким Брутом, обмахивался бы лёгкой шляпой, порицал бы косность нашу российскую беспросветную, убожество, не знаю, грязь и беспорядки в делах, так нет! Погнался в вихре за блеском, захотел вдохнуть полной грудью салонный аромат запретного!

Государь, одобривший «Ревизора», мог быть доволен. С его императорским незримым участием и своим гением Гоголь собрал около 10 000 римских скудо. 1000 золотых монет. За два с лишним часа чтения – а чтение, несомненно, было выдающимся. Гоголь и в Петербург из своего Нежина приехал поступать в актёры. Как пьесы читать, знал.

Деньги Гоголь отдал Шаповаленко. Аристократия, которую после ухода Николая Васильевича, посетил гражданский пафос, начала ныть, что никуда от русской пошлости не деться! Вроде бы уехали, нам бы забыть всё, а он вновь всех ухватил и напомнил! Эту страну…

То, что Гоголь устроил всем настоящего русского «Ревизора» как он есть, в головы пришло не всем.

После чтения пьесы Гоголь пишет прошение о назначении его управляющим секретарём Императорской дирекции русских художников в Италии. Русские художники, собравшие Шаповаленко сорок два рубля, решение Гоголя осуждали. Как так можно? А, Николай Васильевич? Ну это же неприлично… там же одни дураки и воры-с!

Получив в качестве отказа странное предложение получать жалованье библиотекаря при Дирекции императорских художников, Гоголь решительно отказался и написал в ответ, что «хоть бы мне и самим директором предложили стать, и то не стал бы!».

И собрал ещё 5000 папских скудо для гравера Иордана, который пообещал, что всем жертвователям гарантирует получение его гравюр с «Преображения» Рафаэля.

Под Гоголя денег Иордану дали. Иордан своё обещание выполнил: примерно через десять лет все выжившие свои оттиски получили.

Чехов

Чехов в письме к Суворину, будучи уже очень больным человеком, написал просто: начнется война – пойду на войну. Не на марш мира пойду, а пойду на войну, написал Чехов. За Россию пойду на войну. Скажем прямо: за Российскую империю. Вот такой был неприятный человек этот Чехов.