Дикая история дикого барина

Поэт, пока его не требует «к священной жертве Апполон», он, на мой параноидальный вкус, обязан активно вмешиваться во всё, что увидит по дороге. Подойти, поворошить и вмешаться. Так мы, публика, получаем и творения, и поучительные примерные бонусы.

Николай Васильевич жил, например, в Риме. В Риме он переписывал «Тараса Бульбу», создавая для нас нашу «Илиаду». В Риме он писал «Мертвые души». В Риме его охмуряли иезуиты, а он над ними смеялся звонко.

В Риме Гоголю было хорошо. Развалины, традиции, приятный народ, салоны аристократии, которая любила Гоголя к себе зазывать, климат, возможность представляться разными именами, – всё, решительно всё, в Риме было Гоголю по душе.

В Риме Николай Васильевич был крайне элегантным жантильомом. На фотокарточке из Рима Николай Васильевич – просто обложка, а не человек. В руке цилиндр, белые перчатки, моднейший сюртук. Волосы уложены эффектнейше. Жилеты такие носил, что черт его знает, кто их и выдумывал для Гоголя, такие жилеты! Синие, голубые, бежевые, алые, со звездами, в полоску, с отворотами, без отворотов, с «лоском из проплетенного шелка», «распашные и глуховатые» – вот такие жилеты, чтоб лопнули совсем мои очи, какие жилеты.

С деньгами у Гоголя ситуация было чуть хуже. То есть деньги, конечно, были. И были в количестве, которое в Вологде сочли бы даже за непристойность какую: столько денег живых на руках!

Но хотелось Гоголю денег больше, потому как Николай Васильевич был человеком, заботящимся о других. Нам это понять сложно, просто примем на веру.

Для того, чтобы помогать людям, Н. В. Гоголь предпринимал эффектные шаги.

Надумал вдруг читать за деньги своего «Ревизора». Надо было помочь художнику Шаповаленко, бывшему крепостному Капниста. Шаповаленко приехал в Рим и, что называется, увлекся. Шаповаленко, как любезно напишет о нём другой художник Иванов (автор «Явления Мессии»), «мог работать только под строжайшим надзором и в условиях крайней нужды». А без надзора и крайней нужды художник Шаповаленко не работал вовсе. И этим огорчал старших товарищей по искусству. Тот же Иванов рекомендовал лишить Шаповаленко вообще всех денег. Может, мол, тогда… ну, если голод подтолкнёт вдохновение, то поднатужится мастер…

Начальство (а у русских художников в Риме было своё начальство – специальный директор русских художников в Риме по фамилии Кривцов) прислушалось. Лишило Шаповаленко пенсиона.

Директора Дирекции русских художников в Италии при Министерстве императорского двора П. И. Кривцова понять можно. У него брат был декабристом, при государе Николае это было затруднением, знаете ли. Плюс у Кривцова-директора имелся бизнес по отправке на стройку Исаакия тонн мрамора, а тут ведь сплошь конкуренты и доносы – стройка века, все дела. Плюс художники ещё эти. С ними вообще ничего не понять. Просили ведь как людей устроить парад по случаю приезда директора в Рим. Отказались. Пришли, конечно, но как-то вразбивку, нехотя. Пьют повально. Играют в азартные игры и прочее позволяют себе весьма охотно. Картин не пишут, а те, которые все ж написали, норовят продать или услать куда-то на постороннюю выставку без разрешительной резолюции.

Кривцов утвердился, что нужна строгость. Для начала всех художников переписал в особую тетрадь с пометками, у кого какой недуг замечен. Нанял для художников доктора и велел доктору всех художников срочнейшим образом вылечить перед приездом государя. А заодно лишил Шаповаленко денег на житьё-бытьё. Стало дирктору интересно, как, мол? Сдюжит? Может, опыт-то окажется полезным?!

Иванов, который вот только что орал, что платить не надо, внезапно завопил, что душат талант! И если про то, что художника надо того, знаете, подмаривать несколько, он орал начальству с глазу на глаз, то в вопросе «спасти талант!» выступал публично и активно.

Все страшно возмутились бедственному положению Шаповаленко! Страшно! Все стали говорить и метать молнии, и даже предложили подать прошение по инстанциям!

Один только Гоголь тихонько встал, пошел к себе, взял из чемодана рукопись «Ревизора» и отправился в салон княгини Зинаиды Волконской (она в Риме в то время жила). Зарабатывать товарищу (которого видел пару раз всего) деньги на жизнь, на хлеб, на кров, на краски, сангину и кисти.

В то время у Зинаиды Волконской был битковый аншлаг, все ждали наследника русского престола Александра Николаевича с обязательным Жуковским. Весь салон забит аристократией. Небо лазурнейшее, весна, воздух превосходный, хозяйка обворожительна! Восторг! Упоение! Главное, что от милой родины далеко и можно быть немножечко так… оппозиционером, что ли. Не в окончательном вкусе, конечно, а эдаким намёком, игрой глаз. Пока донос дойдёт до Петербурга, пока то, пока сё, один раз живём, можно побыть и оппозиционером в Риме немножко.