Это невероятное ощущение. Я глотаю и глотаю, захлебываясь стонами, вибрирующими вокруг его члена, а он сосет и лижет мою киску, затягивая оргазм так долго, как только может, пока он изливается в мое горло. Я чувствую, что разрываюсь по швам, удовольствие охватывает все мое тело, когда я сжимаю его бедра руками и кончаю для него, а он для меня.
— Черт, — вздыхает Левин, мягко отстраняясь от меня и помогая мне соскользнуть с него, пока он лежит, задыхаясь. Я даже не могу пошевелиться, чтобы перестроиться так, чтобы лежать бок о бок с ним, а не так, чтобы мой нос почти касался его лодыжек, и лежать на кровати кучей бескостного удовольствия, пока он смеется под своим дыханием. — Обычно это довольно трудно провернуть, — говорит он хриплым голосом. — Но, черт возьми, это было просто невероятно.
— Я даже не подумала об этом, — тихо шепчу я. — Это было так хорошо…
Я жду, что он скажет, что мы можем сделать это снова или попробуем в следующий раз так, но он не делает этого. Я почти чувствую, как он отступает от меня, как броня медленно воздвигается, как будто он одевается в свой барьер, чтобы держать свое сердце закрытым от меня, даже когда он все еще лежит обнаженным рядом со мной.
Когда я могу двигаться, я поднимаюсь и ложусь рядом с ним, чтобы провести пальцами по его коротким волосам. Он не заставляет меня остановиться, но и не отвечает на ласку. Он лежит так, его дыхание постепенно приходит в норму, и по мере того, как прилив удовольствия отступает, я чувствую, как мое сердце начинает замирать.
Спустя несколько долгих мгновений Левин заговорил, его голос снова стал нормальным. Ровный, отстраненный, в нем нет ни похотливой игривости, ни хриплого желания.
— Мне придется уехать в Нью-Йорк на пару дней, — медленно произносит он. — Я не хочу оставлять тебя одну даже на такой срок, поэтому Изабелла приедет и останется до моего возвращения. Я уже попросил ее, — добавляет он. — Она, конечно, была очень рада, хотя, думаю, ей было бы намного приятнее, если бы я решил остаться в Нью-Йорке.
Я знаю, что он прав, но не комментирую это. Я не хочу рисковать, чтобы дать ему хоть малейший намек на то, что я тоже этого хочу, потому что это не так. Я не намерена принимать его предложение о "пространстве", когда все закончится и я буду в безопасности от Диего.
— Это из-за бизнеса? — Спрашиваю я наконец, и он кивает.
— Виктору нужно, чтобы я приехал и лично проверил некоторые вещи. Нико хорошо справляется с физической ролью, которую я выполнял, пока был там, — обучение и оценка, но Виктор хочет, чтобы я присмотрел за ним тоже, на пару дней. Он хотел, чтобы я приехал раньше, но я убедил его, что не могу поехать, пока врач не разрешит тебе снять постельный режим.
Мне приходится сдерживать слезы. Почему он не видит? Человек, который не любит, сказал бы мне, что у него есть работа, и попросил бы мою сестру присмотреть за мной, пока я нахожусь на постельном режиме, как он делает сейчас, когда ему так удобнее. Он не стал бы откладывать работу своего босса, человека, с которым он проработал более десяти лет и который является самым близким для него человеком, ради меня. Нет, если бы он не испытывал ко мне каких-то чувств. Но он не может в этом признаться, или знает, но просто не хочет этого.
— Когда ты уезжаешь? — Я сосредотачиваюсь на вопросах, на логистике, чтобы не расплакаться.
— Завтра утром. У меня запланирован рейс. Изабелла будет здесь до моего отъезда. — Он поворачивает голову, одаривая меня короткой улыбкой. — Уверен, вам двоим это будет приятно. Некоторое время в доме для себя, без моего присутствия, чтобы беспокоить вас.
Он говорит это в шутку, как любой муж своей жене, но мне все равно больно. Я хочу сказать ему, что он никогда меня не беспокоит, что я предпочла бы, чтобы он был здесь, и что, когда его нет, я скучаю по нему. Но я этого не делаю. Я держу все это в себе, потому что чувствую, как ко мне подкрадывается некая усталость от того, что я так сильно люблю его, а он так сильно борется с этим. И я знаю, что со временем это чувство перерастет в обиду. Возможно, даже в ненависть. Оно разлучит нас, и Левин получит то, чего, по его словам, он хочет, — брак по расчету, где мы любим нашего ребенка, но не друг друга, и он может защищать свое сердце, пока оно умирает внутри него. Если ему не повезет, он слишком поздно поймет, что хочет того же, что и я, когда именно я уже не смогу ему этого дать. Это будет горькая ирония, и от этой мысли у меня щемит в груди, потому что я не знаю, сколько времени у нас есть.