Дикая магия

Затем раздался шорох шелка, словно шум мелкого дождя, и в луч света вступил человек. Каландрилл был поражён — старцев вроде этого ему приходилось видеть только в Тезин-Даре. У него была сморщенная древняя, словно долгое время пролежавшая на солнце, дожде и ветре кожа. Лицо обрамляли длинные серебристые локоны. Тёмные глаза поблёскивали в узких прорезях, от которых отходили лучики морщинок. Глубокие складки скобками обрамляли острый гордый нос, нависавший над жгутоподобными усами, серебрившимися так же, как и волосы на голове. Тонкие губы большого рта, улыбаясь, обнажали крупные жёлтые зубы. Сухая, как у черепахи, шея пряталась за высоким воротником роскошной туники цвета весенней травы. Плечи были явно накладными, рукава широкими. Серебристый, скреплённый золотой застёжкой кушак перехватывал тунику на узкой талии; свободные атласные чёрные шаровары были заправлены в ботинки из мягкой серебристой кожи с загнутыми вверх носами с золотыми наконечниками.

Столь роскошные одеяния как-то не вязались со старческим лицом, на котором была написана просьба о прощении.

— Меня зовут Очен, — сказал он. — Тэмчена вы уже знаете. Другого зовут Чазали.

Оба латника слегка склонили головы, не сводя глаз с четверых узников и не снимая рук с эфесов мечей. Узникам они доверяли ровно настолько, насколько Брахт им. Каландрилл тоже был настороже, но его донимало любопытство.

— Боюсь, мы начинаем с недопонимания, — сказал Очен, грациозно усаживаясь на табуретку во главе стола.

— По-моему, все ясно — нас взяли в плен, — резко ответил Брахт. — И привели к тебе связанными.

Очен кивнул. Улыбка слетела с его губ. Голос стал твёрдым.

— Я все объясню, воин, — пообещал он. — И, надеюсь, вы поймёте, почему я принял такие меры предосторожности. А пока прошу поверить на слово, что, если мои объяснения вас не удовлетворят, вы получите возможность вернуться туда, откуда пришли. Но я предлагаю вам всяческую возможную помощь. Согласны ли вы?

— Слово джессерита? — насмешливо хмыкнул Брахт.

— Мы готовы тебя выслушать, — поторопился заявить Каландрилл.

Другого выхода у них все равно нет. Если же загадочный старик на самом деле им друг, то у них появлялась хоть слабая, но надежда.

Очен благодарно кивнул и сказал:

— Сейчас.

Наклонившись вперёд, Очен пододвинул к себе клинки и сумы, лежавшие на столе. Он осторожно и, как показалось Каландриллу, с почтением касался каждого предмета. Когда пальцы старика прошлись по суме Ценнайры, он слегка нахмурился и что-то пробормотал. Затем дотронулся до меча Каландрилла и вновь что-то пробормотал, но так тихо, что никто ничего не разобрал.

— Твой! — заметил он, глядя Каландриллу в глаза. — Богиня могла сделать такой подарок только тебе.

— Колдун! — резко воскликнул Брахт. — Джессеритский колдун!

— Истинно! — бодро согласился Очен. — А ежели вы те, за кого я вас принимаю, вам понадобится мой талант.

Брахт презрительно усмехнулся. Каландрилл спросил:

— Ты знаешь, кто мы?

— Я имею некоторое представление. — Очен удовлетворённо отодвинул от себя их снаряжение. — Я и подобные мне ждали вас.

Каландрилл нахмурился, старик ухмыльнулся.

— Вы полагали, что джессериты не способны гадать? — Он покачал головой, и складки на его лице стали глубже. — Хотя мы слишком долго живём вдалеке от мира.

— Однако ваш великий хан не побрезговал вторгнуться в мою землю, — грубовато заметил Брахт. — И вы не побрезговали рабами из Куан-на'Фора.

— Это все миф, сказки, — недовольно вздохнул Очен. — Поверь мне, друг, мы не берём рабов.

— Не называй меня другом, — пробормотал Брахт. — Уж не хочешь ли ты сказать, что вы не вторгались в наши земли? И даже не пытались?

— Ты прав, — грустно заметил Очен. — Безумие снизошло тогда на мою землю. Нами овладело то самое зло, которое ныне вы пытаетесь предотвратить. Но об этом позже. Сейчас же я лишь скажу, что великий хан был одержим, он навязал свою волю всем тенгам равнины. Но он давно мёртв. Мы, джессериты, не испытываем желания вторгаться в Куан-на'Фор. Клянусь Хорулем, нам и своих забот хватает.

— И вы не берете рабов?

В голосе Брахта звучало подозрение. Очен опять вздохнул и сказал:

— Лишь тенсаи опускаются до такой низости. А они безбожники, парии. Более того, мы не занимаемся скотоложством с лошадьми, мы не оскопляем мужчин и не принуждаем женщин ложиться с кем они не желают.

Он покачал головой. Голос его звучал мягко, словно он урезонивал ребёнка. С едва заметной улыбкой он продолжал:

— Послушай, у нас говорят, будто вы в Куан-на'Форе питаетесь человеческим мясом; а купцы, прибывающие из Лиссе в Ниван, хвостаты, но прячут хвост свой под штанами; а в Вану люди в два раза выше обычного человека и в три раза сильнее его, но одноглазы. Мы слишком долго жили уединённо. А подобные слухи распространяются быстро, как сорняк на хорошо удобренной земле.

— Пусть так, — вставил Каландрилл. — Но на караван Ценнайры напали ваши люди. И перебили всех, кроме неё.

Очен с непроницаемым лицом посмотрел на кандийку. Нахмурившись, он перевёл слова Каландрилла на джессеритский. Чазали что-то пробормотал, Тэмчен отрицательно покачал головой.