Ши мотнул головой, вытряхивая остатки гула, окончательно останавливая лёгкую карусель, и заглянул вниз. Увидел сразу. Ни кого-нибудь, Лану. Она висела на вылезающем из перекрытия жгуте свитых проводов, цеплялась изо всех сил, пыталась подтянуться, чтобы ухватиться за остатки потолка-пола, но только съезжала всё ниже.
Тоже увидела его. И не понять, что подумала, что почувствовала, а Ши и не стал разбираться.
‒ Держись. Сейчас.
Даже не лёг, упал, распластался на полу, свесился с края. Протянул руку.
‒ Хватайся.
Лана попыталась. На мгновенье соприкоснулись подушечками пальцев, только ощутили друг друга, и всё.
‒ Ещё раз! Давай!
Она изо всех сил устремилась вверх, оттолкнулась ногами от воздуха, дёрнулась стремительно, словно попробовала подпрыгнуть. Ши поймал её за пальцы, горячие, влажные, потянулся второй рукой ‒ вдруг удастся ухватить. Но пальцы выскользнули раньше, и Лана ещё сильнее съехала вниз по шнуру. Болталась почти на самом конце.
‒ Попробуй. Как-нибудь. Ну! ‒ потребовал Ши зло.
Сам сполз ниже, понимая, что ещё чуть-чуть и навернётся раньше её. Хотя, если она уцепится, скорее всего, тоже навернётся. Навернутся. Вдвоём. Она тоже поняла, выдохнула отрывисто:
‒ Оставь! Лучше найди своих.
‒ Они здесь?
Лана не ответила. Или Ши не услышал. Только увидел, как жгут из проводов медленно выезжает из сжимавших его пальцев. А, может, и быстро. Просто время в который раз сбилось со своих обычных настроек.
И ещё увидел ‒ глаза: тёмные, почти правильно круглые от ужаса, и именно в них прочитал то, что хотел узнать.
Глава 24. На самом дне темноты
Лана не вскрикнула, упала молча. И опять со временем было что-то не так. Оно не замедлилось, наоборот, ускорилось, пронеслось стремительно. Только что Лана находилась рядом, в нескольких сантиметрах от его руки, и вот уже оказалась внизу, среди бесформенного крошева строительных материалов, среди изломанных балок. Тоже изломанная. Но Ши не смотрел на неё. Торопливо подскочил, оглянулся по сторонам.
Глупо. Что пытался увидеть? Киру, стоящую неподалёку с Данькой на руках? Или вообще кого-то неизвестного, кто поманил бы: «Иди за мной. Надо сюда».
Только бы они находились в той части здания, которая ещё оставалась целой.
Не будет такого, да? Не будет? Потому что для Ши по судьбе не предусмотрено «легко и просто». Потому что он действительно заслужил то, что заслужил.
Но они-то причём? Почему так часто за свои ошибки расплачиваешься не сам? Почему ‒ другие? Ни в чём не виноватые. Почему?
Он уже не помнил про то, что произошло несколько минут назад. Зверем рыскал по развалинам. Все мысли и ощущения сосредоточены на одном. Нарочно начал не с целых помещений, там им ничего не угрожало. Полез в руины. Чувства обострены до предела. Искал, одновременно боясь и надеясь найти.
Нашёл. Завал. А они точно находились внутри. Раз чувствовал их ‒ значит, живые. Пусть будут живые. Обязательно. Только обязательно.
У кого просить? Что предлагать взамен? Он согласен на любые условия. Заранее ‒ на любые.
Раскапывал, расшвыривал, растаскивал обломки перекрытий, не замечая ободранной кожи на руках; пыли, лезущей в глаза, нос, рот; пота, текущего по вискам и вдоль спины. Лишь иногда останавливался на секунду, вслушиваясь в ощущения. Сердце замирало каждый раз: живы?
Никогда ещё его не было так много ‒ сердца. Со странными сбоями. Никогда оно ещё проявляло себя столь явственно. Не просто добросовестного гнало кровь в положенном ритме, делало что-то ещё.
Сначала увидел Киру. Волосы у неё будто седые, присыпаны всё той же строительной пылью. Красное на ней проступает особенно ярко. И Данька с ней рядом.
Наверное, она держала его на руках, только когда потеряла сознание ‒ выпустила. Оба не шелохнутся, безучастные, ватные. Но дышат. Пока дышат. И сердца стучат. У Киры почти ровно, а у Даньки трепыхается, словно пытается оборвать удерживающую его ниточку, вырваться птицей из клетки.
Киру откопал, вытащил, уложил на ровное место, а до него дотронуться не решался. Слишком маленький, слишком хрупкий, слишком слабый. Боялся взять неудобно, навредить ещё больше. Но и смотреть не смог, как он лежит один среди обломков и мусора, дышит отрывисто, через силу. Не вдохи, а всхлипы. Глаза приоткрыты, а радужек не видно. Только слепые белки в ярко-красных штришках сосудов.
Так нечестно. Неправильно. Несправедливо. Что угодно, только не это.
«Слышишь? Ты ведь слышишь. Явился за платой? Явилось… явилась… Ты ведь точно сейчас поблизости. Так давай договоримся».
Шаги за спиной. Тихие. Но не по звуку, по ощущениям. И холод. Не такой, как в прошлый раз, обжигающий до остановки дыхания. Скорее, ласковый, вкрадчивый. Она точно рядом.
Всё-таки решился, наклонился, осторожно подхватил Даньку на руки, прижал, тоже осторожно. Теперь уже не услышал, а почувствовал: слабые рывки сердца, прерывистые вдохи и выдохи, отдавшиеся в собственной груди.
Какой он лёгонький, почти невесомый. Тело слишком податливо. Будто… будто уже…