Дикая охота короля Стаха

Книголюб был невысокий, плохо сложенный чело­век. Лицо его, мягкое и нежное, слишком мягкое для мужчины тридцати пяти лет, было румяно неживым румянцем, как на фарфоровой кукле. И вообще он был слишком «кукольный». Большие серые глаза, длинные ресницы, ровный прямой носик, тонкие, приятно сложенные губы. Пастушок из табакерки. И борода у него росла слабо, как у многих белорусов из нездоровых болотных мест.

— Вы, наверное, из северной Минщины? — спро­сив я.

— О, пан не ошибается, нет,— учтиво ответил он.— До этого жил в губернском городе. А сейчас здесь.

Если бы у меня спросили, какая черта этого че­ловека прежде всего бросается в глаза, я бы сказал: «старомодная галантность». Он был прекрасно воспитан, этот кукленыш, воспитан в духе провинциальной шляхетской учтивости, которая смешит нас. Когда смотришь на таких людей — так и кажется, что в их семье дети, играя в прятки, прятались у бабушки под широченную, в шесть полотнищ, шерстяную юбку, которая — бабушка, а не юбка — вязала чулки либо штопала новые носки, чтобы не так быстро порвались.

И, однако, это впечатление быстро рассеивалось. Что-то пуритански-чопорное, жестковатое было в этих глазах, в поджатых губах.

Но того, что дано, не отнимешь. Это был действи­тельно осведомленный в книгах человек. Через двадцать минут беседы я понял это, мало того, убедился, что этот самоучка знает древнюю литературу не хуже меня, человека с университетским образованием.

Поэтому я навел разговор на дикую охоту. У Бермана губы сложились, как куриная дупка.

— Почему пан интересуется этим?

— Я этнограф.

— О, тогда конечно, конечно. Но моя скромная особа не может рассказать этого так, как следует для высокочтимого гостя. Мы лучше дадим слово пожел­тевшим страницам книг. Пан разбирается в литера­турном языке семнадцатого века?

Он отворил один из шкафов артистическим дви­жением (пальцы у него были тонкие и в два раза длиннее нормальных), подняв облачко пыли.

И вот на моих коленях лежал большущий том, ис­писанный каллиграфически мелкими, рыже-коричневыми от старости буквами.

«Року цісеча шэсць сот першага не было спакою на гэтай зямлі. Толькі што копны суддзя Балвановіч справу разгледзеў пра забіццё і акрутны морд праз хлопаў пана літасцівага іхняга Янука Бабаеда. І ў іншіх месцінах такаждзе спакою не было. Дубіна да места Віцебскага падыходзіў, пад Крычавам і Мсціславам і ў нас хлопы морд і забойства і шкоду чынілі. Чатырнадъцаць паноў забілі. Ижъ без бытнасці нашае, ка­залі, яшчэ траіх білі так, што ад таго біцця не ведалі, яко жывы будуць» [15].

Но вам, наверное, трудно читать такое. Поэтому я просто перескажу вам содержание этой старой ле­генды.

Дело было в том, что в те времена бунтовали не только хлопы. Бунтовала и старинная белорусская шляхта, обиженная новыми порядками. В окрестно­стях Болотных Ялин было особенно неспокойно. Тут, в Ходоновской пуще, сидел хромой батька Ярош Штамет, поддерживающий весьма родовитого белорус­ского пана Стаха Горского, который был в родстве через предков прежнему князю виленскому Алексан­дру. Этот молодой и славолюбивый человек поставил перед собой цель: добиться самостоятельности. Для этого были все предпосылки: королевская кровь, ко­торая текла в его жилах (тогда на это очень обращали внимание), поддержка окрестного панства, огромные военные силы, поддержка православных и «лесных братьев», талант воина, а главное — ужасающая ни­щета, целиком безнадежное существование крестьян. Молодого руководителя по всей округе называли уже, не стыдясь, королем.

Но он пока что собирал силы и дипломатично ту­манил глаза представителям государственной вла­сти. Силы его, как говорила рукопись, достигали уже восьми тысяч всадников, которые частично прятались в пуще, частично находились при его дворце.

Наконец глубокой осенью 1602 года все было гото­во. По окрестным церквям крестьяне уже присягали королю Стаху, и он неожиданным ударом овладел мощ­ным замком в современном уездном городке. Ожи­дали только Яроша Штамета с хлопцами, а посколь­ку войско было сильным, а король решительным — вполне могло статься, что в историю Беларуси была бы вписана новая яркая страница.

Не выражал особенного восхищения королем Стахом только Роман Яновский, могущественный магнат владелец Болотных Ялин. Король подозревал, что Роман начал порочное общение с гетманом литовским и даже римской церковью. Он предупредил Яновского, что это худо для него окончится. Яновский заверил его в своем уважении и преданности, и король Стах поверил, даже облобызался с Романом, даже смешал в чаше свою и его кровь, которую потом выпили обе до­говаривающиеся стороны. Стах даже отослал Роману серебряную посуду.

Неизвестно, что заставило Романа решиться на сле­дующее. То ли славолюбие, то ли вероломство, то ли, может, еще что. Он ведь был другом законному ко­ролю.