Дикая охота короля Стаха. Оружие. Цыганский король. Седая легенда

Не имея сил опустить глаза, Михал смотрел на тонкую, еще не сформировавшуюся фигуру, на мягкую округлость живота, на плавную линию, разделявшую статные ноги. Он хотел крикнуть, хотел остановить безобразие, но не мог.

— …И потому за непослушание приказам королевским и нарушение законов человеческих о целомудрии девичьем присудить Алену Светилович к покаранию лозой.

Девушку увели. И тут Михал благодаря своей опытности заметил странный изгиб поясницы и какие-то скованные, неестественные движения бедер. Голос, которым он крикнул, был хриплый и резкий.

— Прекратите!.. Вы что же, не видите, что она беременна?

Знамеровский, который уже успел остыть, посмотрел на него заплывшими глазами и нерешительно сказал:

— Ну что же, можно и так. Принесите лестницу. Мы отсчитаем прутья, привязав эту блудницу к ступенькам животом… чтобы не выкинула.

— Поздно, я вам говорю. Она на третьем месяце.

Знамеровский, кажется, даже обрадовался этому:

— Ладно. Я отменяю приказ.

Митрополит придвинулся к нему и зашептал что-то на ухо. Король захлопал глазами:

— И в самом деле… а как же слово короля! Нет, так не пойдет…

Он поколебался:

— А вот что… Если прутья ей повредят, то не повредят шляхетские объятия. Кто хочет взять эту распутницу в наложницы?

— Ей вначале нужно побеседовать с духовной особой о своих грехах, — сказал митрополит.

— Гм, — хмыкнул король. — Ну что же…

Но в этот момент медикус вдруг выпалил:

— Я… я беру ее. И пускай кто-нибудь попробует тронуть ее хотя бы пальцем.

Он резким движением набросил на плечи женщины свою мантию.

Ответом на этот жест был хохот. Забыв про авторитет, король, захлебывался смехом, держась за бока. Он посинел, и в горле у него что-то шипело и клокотало.

Прозрачный нос медикуса стал малиновым. Он взял за плечо обессилевшую от стыда, остолбеневшую женщину и повел ее.

Казалось, что на этом дело и кончится. Тем более удивительным было появление перед королем толстого цыгана в кожухе.

— Плохо делаешь ты. Чем помешал тебе мой сын?

Король смотрел на него со злым юморком в глазах.

— Он хочет жениться. Плохо окончится все, если роме будут так обижать.

В ответ на это в воздухе прозвенела звучная пощечина.

— Дурак ты, батька, — проговорил цыган, держась за щеку.

Но Якуб уже не обращал на него внимания. Он стоял над притихшей толпой, поднимая в воздухе свой золотой скипетр.

— Возлюбленные цыгане! Добрый мой народ! Закончился суд, и мы, очищенные от скверны, сильные, как никогда, можем собрать наш вольный сейм.

Михалу опротивело слушать эти слова. С тяжелым сердцем выбрался он из шумной толпы и столкнулся с медикусом, который возвращался на свое место.

— Зачем вы сделали это? — с укором спросил Яновский. — Разбили, испортили жизнь людям.

— Ого, — удивленно протянул старый циник, — не узнаю доблестной шляхетской крови.

И, прежде чем юноша успел возмутиться, грустно продолжал:

— Если бы я был бугаем, меня давно продали бы на мясо. Если бы кто-то сказал мне: «Опозорь эту девушку, иначе мы тебя повесим», я ответил бы: «Берите меня, меньше буду страдать. Одним позорным воспоминанием будет у меня меньше».

И добавил:

— Это, конечно, шутки. Люди не стоят сочувствия, но… я сегодня просто не мог. Эти слабые плечики, это движение, которым она закрывала лицо, именно лицо. Что поделаешь, я непоследователен. Якуб, собственно говоря, очень добрый для шляхтича, мы потом уломаем его. Когда придет и к нему минута хорошего настроения. И пусть девушка ожидает этой минуты в моем доме, а не в доме этого похотливого попа.

Рев толпы прервал его слова. Оба поспешили протиснуться к трону.

Произошла какая-то перемена. Людей, которые только что стояли в хмуром, грозном молчании, нельзя было узнать. Пылающие ненавистью глаза, оскаленные рты.

И посреди них стоял, возвышаясь над головами, Знамеровский и кричал, потрясая руками:

— Вы видите его (движение в сторону Яновского), вы видите этого красивого человека, владельца братской, но маленькой и слабой державы? Вы видите его честные глаза? Чем он виноват, что хочет жить самостоятельно и счастливо? Но ему не дают так жить. — Голос короля дрожал. — Злобный и коварный сосед, отродье дьявола… как бишь его зовут… это отродье дьявола, а, Михал? Вот-вот… Волчанецкий его зовут… предательски напал на него, нарушил его границы. Его маленький, доверчивый, добрый народ томится под пятой пришельца, который ломает его веру, обычаи, свободу. Неужели великая держава цыганская, защитница справедливости и законной власти, спустит этому аспиду и василиску? Нет, не будет этого.

Он прикрыл рукой глаза и качнулся (в воздухе сильно запахло водкой и войной). Баба, стоявшая неподалеку, вдруг заголосила:

— А-а, боже мой, а что же это с ним, голубчиком нашим, делается? А как же он жалостно говорит!