Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Взглянуть хотелось. Даже зимой Тиннеред оставался таким же – светлым, задумчивым, тихим. Озера затягивались синими льдами, и белый узор трещин расползался по застывшей глади, а поля и холмы кутались в пушистое одеяло до самой весны. Нарядные города в россыпях уличных фонариков из эльфийского цветного стекла казались сказочными. Ныне Атеа выросла и прекрасно понимала, что все могло быть не так. Дети всегда смотрели иначе, выхватывая своим чистым зрением самые светлые и яркие моменты, а пелена с ее глаз спала уже слишком давно – и поэтому сейчас она боялась открыть глаза и увидеть грязные придорожные канавы и месиво снега под конскими копытами, заброшенные колодцы и дома, на крыльце которых лежали бы вместо тряпки материнские обережные платки. Сказки обычно рушились именно так, она знала это.

Эх, ладно, ну неужели вот еще что-то может тебя разочаровать, девочка моя? После всей той дряни, что с тобой случалась на протяжении всех этих лет? Давай-ка, дорогая, возьмем себя в ручки и перестанем быть маленькой сопливой размазней. Высоко вскинув голову, Атеа спокойно выдохнула и наконец подняла веки, глядя вперед.

Белые поля в белой тишине, синее высокое небо, холмы, в низинах которых блестели под солнцем заледеневшие озера. Широкий простор, насколько хватало глаз, был спокоен и светел, и далеко впереди и справа девушка видела пятнышки селений, над которыми серебристой легкой пеленой тянулся дымок – даже отсюда она слышала горьковатый запах жженной липовой древесины. Красные черепичные крыши казались россыпью рябиновых ягод на снегу, а сады, окружающие селения, напоминали скованную инеем паутинку. Чуть поодаль от дороги, за несколько саженей от всадниц, виднелся колодец – аккуратный, ухоженный, с новехонькой крышей, украшенной охранной резьбой. Атеа ощутила, как губы сами собой растягиваются в легкую улыбку. Да. Что-то действительно оставалось неизменным, и за это Лебедь была искренне благодарна Небу.

Впереди показалась развилка дороги, огибающей холм, и один из ее рукавов уводил на юг, а другой полз на восток, к столице Тиннереда. Атеа знала это – именно по той дороге ее увозили прочь, именно те холмы спускались пологимим склонами к самому тракту, почти вползая на него. Именно на тех холмах она собирала цветы и плела из них венок, пока они отдыхали на привале. Именно за их плавными изгибами разрастался и впивался высокими башнями в небо Расфаль – город, в котором сейчас медленно умирал король. И скатертью ему дорога, подумала Атеа, ощущая, как в груди приятно защекоталось предвкушение. Легкое беспокойство, напоминающее неосторожное касание мотылькового крыла, раздразнило ее, и теперь девушка буквально подпрыгивала в седле от нетерпения. Когда еще бы выпала возможность примерить на себя роль королевы? Богиня, сколько же изворачиваться придется!

- Здесь? – тихо спросила Меред, и Атеа, отвлекшись от своих мыслей, вопросительно взглянула на нее. Глаза ее цвета синего льда смотрели вдаль, на ту самую развилку, и Лебедь ощутила печаль девушки, затаенную под ресницами. Возведя очи к небу, Атеа вздохнула:

- Меред, у нас никто не умер. У тебя такой вид, как будто ты меня уже проводила на погребальный костер и теперь уныло причитаешь, подливая масло и хворост подбрасывая. Давай, убери вот это скорбное нечто со своего лица. Максимум через луну мы уже встретимся, и ты снова взвоешь от моего общества, и все будет по-старому! Так что давай, веселее и радостнее.

Девушка хмуро взглянула на нее, даже не пытаясь натянуть на лицо подобие улыбки, и Атеа снова вздохнула. Протянув руку, она сжала плечо Меред.

- Да-да, мне тоже будет не хватать тебя. Но я не собираюсь облачиться в траурные одежды и рыдать всю дорогу до Расфаля. Хотя это, конечно, могло бы помочь мне вжиться в образ страждущей дочурки, которая оплакивает скоропостижную кончину папеньки-короля, - она задумчиво поскребла подбородок, - Ну да ладно. Справимся и так. Чем сложнее задача, тем интереснее, я права, Меред, дорогая?

- Я волнуюсь за тебя, - не отвечая на ее ироничные вопросы, Меред подняла голову, и на лице ее промелькнуло тенью беспокойство, - Переживаю. Что, если тебя не захотят слушать даже?

- Что, если за тем холмом моя лошадь взбесится, сбросит меня и сломает мне хребет копытом? – скорбно передразнила ее Атеа, и Меред мгновенно побледнела. Мысленно выругав себя, Лебедь поспешно добавила, - Я утрирую, Меред. Это означает…

- Я знаю, что это означает, - угрюмо перебила ее Меред, - Но не говори так. Не зови к себе.

- Боги, ну ты как будто и правда провожаешь меня на смерть! – всплеснула руками Атеа, недовольно глядя на Птицу, - Я собираюсь веселиться и развлекаться, дорогая, а не выкручиваться из передряги, в которую меня втянуло немилосердное Небо. Жизнь – игра, моя радость, всего-то, - она ухмыльнулась, расправляя плечи и сжимая покрепче поводья, - И я собираюсь играть так, чтоб мне завидовали спустя века даже такие правильные и чистые, как ты.