Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Помнила в ее в игре тени и света на молодой сочной листве, когда косые лучи летнего солнца просачивались сквозь дырявое изумрудное кружево крон. Помнила во вкусе земляники на губах, в шепоте трав, в веселом звоне ручейков и птичьем заливистом гомоне. Она помнила ее в безмолвии зимней стужи, когда так остро ощущаешь, что ты – совсем один, и что тебе не прибиться ни к чьим ласковым рукам. Она помнила ее в первом несмелом касании, в солнечном золотом сиянии на донышке ее глаз, в запахе диких цветов, запутавшемся в волосах. Она помнила ее.

Мара стояла рядом с ней, едва касаясь ее плечом, и вся она была сотканной из солнца. Даэн не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова – лишь смотрела в ее глаза, в которых плавились миры, в которых дробился мягкими золотыми бликами свет. Она помнила эту женщину тысячи лет, словно когда-то давным-давно их создали, спаяв навек, и по-другому уже попросту не могло быть: их не сумело бы разлучить ничто. Даэн знала, и это было так просто, как улыбка ребенка, как распустившийся поутру среди налитых колосьев пшеницы василек. И мир, серый и пустой, уже не мог быть прежним: он менялся, взрываясь цветом и звуком, и каждый раз в этом заключалось истинное волшебство.

Они просто смотрели друг на друга, а время текло сквозь них потоком, и перед глазами Птицы проносились видениями сотни лиц – тех, что когда-то Мара носила, снова рождаясь в этом мире, а может быть, и в других. И каждое из этих лиц Даэн знала наизусть, до последней черточки – и любила, любила, любила. И дороги их неизменно сплетались, сплетались в каждом новом воплощении и в каждом новом миге, и в каждом моменте себя – она помнила ее.

Они замерли в бесконечности, вновь став единым целым, как и тысячи раз до того, и тихое «Здравствуй» вновь звучало, наполняя светом все ее существо.

Здравствуй, Мара. Здравствуй, любимая.

Здравствуй.

Иные нити были переплетены так крепко, что Создатель не смог бы расплести их – даже если бы вдруг захотел того. Но бог любил то, что делал, и все он делал не зря – и Тэарга улыбнулась ему, его великому замыслу, его творению. Он был таким терпеливым, а на донышке его лукавых глаз светилась загадка – ну же, взгляни. Посмотри внимательнее. Почувствуй и узнай. И всякий раз, связывая новые нити в полотне дорог, он знал – эта встреча будет вечной. Каждый раз в мириадах случайностей она будет выпадать константой. И даже сама смерть не сумеет изменить это – потому что смерти не существовало. Был лишь долгий путь и бесконечное счастье, что пряталось в секундах и мгновениях, когда вдруг где-то в мире один человек, глядя на другого, с удивлением понимал: я помню его. Я его знаю.

За стенами Келерийской гильдии шумели ветра и пели волки. Где-то далеко-далеко шелестел сухостой, пропарывающий белоснежное одеяло снега, и в песне той была задумчивая грусть, тишь и тоска. Ати сидела на подоконнике, глядя за окно, туда, где над спящим миром развевалось лоскутным платком северное сияние. Сквозь него просвечивали тускло звезды, и одна из них, та, что поднялась почти выше всех, заливала сумрачным светом долину. И она сама тоже была такой, как песни сухого былья на ветру – задумчивой и тоскливой, печальной. Ати ощущала ее грусть – но вместе с тем было что-то еще, тонкое и прозрачное, неуловимое…

- Наверное, тебе тяжело… - прошептала девочка в темноту, глядя на синюю искорку, мерцающую вдали, - Ты ведь не злая. Ты – нет… Ты всего лишь огонек на небе, свеча в чьем-то доме – а тебя клянут люди столько лет.

Звезда не ответила ей – лишь мигнула коротко, словно сердце ее на миг ударилось о ледяную грудь чуть сильнее, чем обычно. А Ати вдруг подумала, что прежде она тоже всем сердцем ненавидела этот холодный северный свет, что был знамением беды. На самом-то деле, не существовало никакого зла – существовала лишь небесная воля, и все в мире строилось так, как должно было.

Даже глаза дикого, бездонные омуты пустоты.

Даже смерти и разрушения.

Даже Ярис, что сегодня сияла ярче, чем когда-либо, и стояла выше, чем всю зиму до того.

И Ати не боялась. Весь мир лежал в руках Творца – а это означало, что бояться нельзя. Он все заплетет верно. Он знает, что делает.

Осыпался город под тяжелыми сводами гор, рождались миры в руках бессмертного бога. Шли войны, бури неслись следом за штормовыми ветрами, гибли народы и государства. Рождались дети, вслух произносились самые верные клятвы, сквозь жесткий камень прорастала лоза. Полотно плелось под ласковыми ладонями, и каждая нить в нем была прекрасна.

Тэарга закрыла глаза, не обращая внимания на влажную соль, стекающую слезами по щекам, и рассмеялась – от всего сердца искренне рассмеялась. В каждом моменте времени спало счастье и истина, в каждой секунде было таинство жизни – и она жила, жила вместе со всеми мирами всех Вселенных, так остро и светло жила.