- Разве мы не могли ей рассказать о земле и небе? И почему она назвала Меред так странно – Лару? Что за Лару?.. И зачем ты ей поклонилась – она ведь…
- Да бес бы тебя забрал! – прошипела Даэн, не выдержав, и вытолкнула девушку из кельи, а сама скрылась следом, бросив долгий внимательный взгляд на Мару. В каменной комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва слышным треском факелов. Старуха только тихонько рассмеялась.
- Дети, смешные дети лета… Кто же вас убережет, горемычные…
- Мы сами убережем себя, Знающая, - Мара присела рядом с Мэг, - Это не твоя забота, и не твоя печаль.
- Что ты знаешь о моей печали, сестрица? – Мэгавар покачала головой, и пространство вокруг нее задрожало, пошло яростными волнами – ведьма кожей чувствовала их колебания, - Я давно потеряла счет годам своим, и с того дня, как мы покинули землю, печалей моих стало слишком много для меня одной. Все они здесь, - старуха вытянула руки ладонями вверх, показывая Маре жуткий узор из сотен мелких символов, выжженных на коже, - Каждая моя горесть, каждая смерть, каждый расколовшийся камень этого города. Каждый путник, пришедший со злом в сердце, каждая пропавшая в предгорьях девочка. Все страхи и надежды Лореотта, все души его – это все лежит на моих плечах. И я не имею права, сестрица, забывать хоть о ком-то, кто однажды появился в подземных чертогах клана Вар.
Мара склонила голову.
- Прости меня, Знающая. Ты верно говоришь – не мне судить о том, что должно оставаться в тебе, а что нет. Но не бери на себя лишнюю тяжесть. Мне кажется, довольно ее итак для тебя.
Огоньки факелов мигнули, колыхнувшись от невидимого порыва ветра, и потускнели. Пещера старухи заполнилась мягкой темнотой, прозрачной, но обволакивающей. Мара ощутила, как энергия, закручивающаяся в тугие витки, льнет к рукам, любопытно цепляясь за кончики пальцев.
- Ты нравишься моим теням, сестрица, - Мэг растянула губы в улыбке, и Мара почему-то ощутила ужас, парализующий ее, - Они пока еще слушают меня – но я наскучила им. Им нужно новое сердце – моему городу нужно оно, понимаешь? Ты бы стала великолепным Сердцем. Ты бы стала дождевой водой, заполнившей пересохшее русло, и моя земля отблагодарила бы тебя, девочка… Она бы полюбила тебя так, как дитя любит мать. И даже больше. Ты – живая, дышащая, светлая, до самого донышка чистая. Во мне уже слишком много теней и чужих жизней, слишком много не моей боли. Город знает это… он знает…
Слепыми глазами Мэгавар обвела свою пещеру, медленно поворачивая голову. Мара внимательно следила за старухой, не шевелясь. Когда белый взгляд наконец обратился к ней, ведьма тихо спросила:
- Ты поддерживаешь жизнь Лореотта?
- Не совсем так, сестрица, - старуха медленно раскачивалась из стороны в сторону, и воздух вокруг них колебался, словно круги на воде, - Я и есть Лореотт. Каждый камешек и каждый дом. Нас лишь шестеро осталось, помнящих еще наземные города, ушедших сюда следом за Инведаар… Ты бы знала, сестрица, как плакало небо, когда последний из горных эльфов скрылся в затхлой темноте здешних пещер! Как рыдали наши сердца! Темнота и тени пожирали нас – и тогда Знающие решили между собой, что отныне мы будем отдавать себя силе здешнего края взамен на жизнь нашего народа. Мы кормили их нашей памятью о солнце, о горном ветре, о смеющихся ручьях. Мы подносили им сны о земле, которая испокон веков была нашей. И тени послушались нас. Мы строили Лореотт с их помощью – камень подчинялся нашим мыслям и нашим рукам. Я могла изменять его по своей воле, создавать мосты, пещеры в сталактитах, зажигать внутри кристаллов свет… Нас было шестеро, когда эльфы пожелали построить и другие города. Мои сестры ушли следом за теми, кто основал подземные кланы. И весь Лореотт начал пить меня. Я строила его, продолжаю строить и ныне – но взамен он забрал всю мою память о свете. У меня ничего не осталось, сестрица…
Ее горечь растеклась вокруг, словно капля чернил упала в воду, изменяя ее цвет. Мара чувствовала всей собой непомерную тяжесть печали и грусть Слепой Мэг.
- Я стала сердцем Лореотта, - продолжала эльфийка, - Но всякому сердцу суждено однажды остановиться. Мой час тоже близится. Я учу ныне четырех девчонок – но едва ли хоть одна из них сумеет продержаться больше пяти сотен лет; ни одна из них не сможет прокормить их, - старуха вытянула руку, и Мара увидела, как энергии тянутся к ней, словно дети к матери – или голодные псы к еде, - Впрочем, нет, одна сумеет. Белая моя девочка сумеет - но то не твоя забота… Эта сила гораздо древнее тебя и меня, она живет под землей и высоко в небе, на пороге дома богов. И лишь сильное сердце сумеет управлять ею. Сердце, помнящее свет.
Старуха замолчала, а перед глазами Мары вспыхнул черным пламенем образ: она, заключенная в светлый камень в самом центре Лореотта, тихо дремлет, и по венам ее текут сны и память – стекают с ладоней тяжелыми каплями, сияющими в темноте, и впитываются в скалы. И город живет, город дышит, и она, словно сердце, качает свою жизнь внутри его несуществующих жил.