В какой-то степени могу поверить таким словам в устах престарелого еврея, в чьей биографии еще ощущаются приметы ушедшей в прошлое мертвящей местечковой затхлости, кто как-то не сумел найти свое место в бурной созидательной жизни советского народа, у кого нет в нашей стране родственников, способных на примере собственной жизни показать дряхлеющему старику благотворные и неограниченные возможности человека любого возраста, любой профессии быть полноценным гражданином своей Советской Родины.
Но как можно всерьез поверить "влиянию сионистской пропаганды" на сорокадвухлетнего квалифицированного математика из Риги Виктора Яковлевича Гаухмана. Свою работу искренне называл любимой. Гордился тем, что жена слывет в научных и производственных кругах авторитетным инженером-физиком. Отец Виктора Яковлевича — научный работник, мать врач, оба участники Великой Отечественной войны, их военные и трудовые заслуги отмечены государственными наградами. Жизненный путь детей Гаухмана тоже начинался хорошо. К иудаизму, как и к любой другой религии, он относился со снисходительной иронией.
Как же мог человек с такой биографией диковинно легкомысленно "поддаться" сионистской пропаганде? Ответ напрашивается только один: по собственному желанию он внимал по ночам брехливому "Голосу Израиля", прильнув к радиоприемнику; чувствовал непреодолимую потребность тайком от родных встречаться с сионистскими подголосками из тех, кто сами переселяться "на родину отцов" не спешат, но других усиленно подзуживают; втайне лелеял тщеславные мечты о головокружительной "карьере" в духе дешевых западных бестселлеров.
В письмах к своим родным бывший рижанин и бывший математик (да, тоже бывший, ибо работает сторожем у частного хозяйчика) налегает на то, что прослыл в Израиле "диссидентом", самоотверженно обличающим сионизм. Это, по разумению Гаухмана, дает ему право на возвращение в Советский Союз. Виктор Яковлевич с такой же легкостью, с какой подал заявление на выезд в Израиль, сейчас причисляет себя к "заблуждавшимся", к "жертвам сионистской агитации", и виновником своего рокового шага готов винить кого угодно — только не себя. Трудно согласиться с этим. Тем более, что родные Виктора Яковлевича, по его же собственному признанию, сделали все от них зависящее, чтобы образумить своего сына и мужа.
С необычайной легкостью поддался слухам о райском житье-бытье "на родине отцов" и врач-психиатр Леонид Вайсман из Омска. Верю, что его одолевает неизбывная тоска по Иртышу, по каждому сибирскому утесу, по привычному с детских лет деревцу. Сочувствую ему, обреченному на нищету и безработицу. Не лучше, чем в Израиле, сложилась у него жизнь в Америке. Переезжает из города в город, живет на жалкие подачки. Как и многим другим приезжим евреям, которых дискриминируют сионисты, ему материально помогает русская церковь. Сунулся было отчаявшийся Леонид к своей тетке Лее, живущей сравнительно лучше. Она сочла своего "отравленного советской жизнью" племянника "социально беспокойным". И сразу же протянула ему руку помощи: тут же повела в кинотеатр поглядеть кинофильм, в котором аналогичному "социально беспокойному" делают бесчеловечную хирургическую операцию, превращающую его, выражаясь словами Леонида, в безответное животное.
Грустно? Несомненно. Жалко Леонида? Безусловно.
Но ведь опытного врача-психиатра, слывшего в Омске перспективным медиком, человека всесторонне развитого и образованного, не сравнишь с Юлей и Эллой Каган, которых мать Роза Файтелевна насильно увезла девочками-несмышленышами из Бобруйска в Израиль. Кстати, Роза Файтелевна, врач-стоматолог, подобно своему коллеге Вайсману, бежала в США, где с трудом устроилась мусорщицей. Почему эти обеспеченные у нас работой по специальности медики, небезосновательно ожидавшие дальнейшего продвижения по работе в клиниках, уехали в Израиль? Ответ простой: "Голос Израиля" и сиониствующие доброхоты твердили им о небывалых заработках, которые сулит врачам в Израиле частная практика.
"Частная", "собственная", "своя" — эти заманчивые для нестойких в социальном плане некоторых советских граждан термины, сдобренные окрошкой из демагогических сентенций о "национальном самоопределении" и "двойной лояльности", кружат голову Таухману, Вайсману, Каган и им подобным. А потом горькая капиталистическая действительность, приправленная параноическим шовинизмом, приводит их к прозрению — и на брошенную родину летит поток писем с жалобами на тех, кто их "сагитировал", "распропагандировал", "обманул".
В иных из этих писем следует справедливости ради отметить верный анализ коренных примет общества, на которое, не задумываясь, олим променяли жизнь в Советской стране.