Дикая стая

Вот она долгожданная, мучившая его десятки лет, змейка в восковом камне!.. Вот оно начало безумного старательского фарта, о котором рассказывают древние старики, ходят легенды! В кварце в виде вопросительного знака отметилось то, что разом меняло всю его жизнь, судьбу! Грозное дыхание провидения льдом обожгло сердце Степана…

— Вот и все… — как–то даже равнодушно проронил он, в изнеможении опустившись на землю. В нем неожиданно перегорел азарт, исчезло жадное, всепоглощающее нетерпение. Без единого движения, точно статуя, он долго просидел рядом с золотой жилой. Комары ало взбухали на шее, лице, но он не чувствовал боли…

…Опьянев от пресной воды, в фонтанах брызг по перекатам носились ошалелые лососи, не успевшие с приливом прорваться в озеро в распадке, где три года назад они появились на свет. От напора пойманных рыбин дрожали колья ловушки. Порядочный кусок японской нейлоновой сети недавно ему подарило море…

Сачком он выхватывал рыбин, брал только самок. Горбуша еще не изуродована брачными, лилово–красными полосами, точно кровоподтеками. От серебристой чешуи веяло йодом, водорослями, солью, свежестью моря. На днях, на отмели Степан нашел эмалированный тазик с дыркой посредине: кто–то, дурачась, прошил посудину из карабина. Отверстие Степан забил деревянным колышком, теперь в тазике рдели бруски икры.

Выброшенные из ловушки крабы, угрожающе вскидывая громадные клешни, шевеля усами, скрипя панцирями, ползали по гальке. Как разноцветные тарелки (фиолетовые, розовые, лиловые) колыхались медузы.

От чистого воздуха, родниковой воды, вкусной, здоровой пищи Степан поздоровел, посвежел. На коричневом лице озерами мерцали светлые глаза, волосы на голове выгорели до соломенной желтизны, борода же темная.

От работы в штольне брезентовые наколенники на обоих джинсах протерлись до дыр. Хорошо бы взять лахтака, шкура у него железная, но другой берег реки пока чужой. Недавно мочой вожак пометил галечный островок посредине речки…

Золотоносная жила в песчанике под углом шла к вершине сопки. Кварцевые «карманы» (пустоты), как пояс контрабандиста, набиты самородками. Одни с бруснику, другие величиной с жакан, иные со спичечный коробок, попадались и намного крупнее. Плоские, квадратные, ромбовидные, порою самой немыслимой конфигурации. Самородки, где нужна небольшая доработка, чтоб в них полностью выразилось то, о чем неосознанно хотела сказать природа, он отдельно складывал в мешочек для образцов. Золотая жила гигантским мушкетным раструбом выходила наружу у подножия сопки, со стороны моря скрытая зарослями кедрача.

Забираясь в горную выработку, Степан думал: «В раструбе уютная бы вышла пещера, над входом гранитный выступ в виде козырька защищал бы от дождя и снега….» Зимовать здесь он не собирался, но странным образом, сам того не замечая, делал все, что готовило его к зимовке…

Два геологических для образцов мешочка уже туго набиты, третий же — пока наполовину пуст. Каждый мешочек, наверное, весом около пуда. На это золото Степан мог бы купить старинный дом, где в последнее время работал дворником, отреставрировать его. Осталось бы еще на самый роскошный лимузин, шикарных шлюх, на поездки за границу. Но могли быть — «перо» в сердце, удавка на шее, пуля в затылок…

Проходка шла быстро, не надо ставить деревянных опор, гранит со всех сторон. Штольня, как длинный, каменный гроб… Глыбы золотоносного кварца (надо дробить кувалдой, потом промывать в лотке) он выносил из штольни, складывая в стороне от пещеры. Груды кварца Степан маскировал пластами дерна. Со временем ягодники, цветы, мох сплетутся корнями, и никто уже не догадается, что в этих мшистых буграх золота на десятки тысяч долларов…

…На цепи над огнем в котелке бурлила грибная похлебка. Железный навес над очагом (лист он отодрал от ржавого плашкоута, разбитого о клык рифа) втягивал в себя дым, сквозь отверстие в стене выбрасывая его наружу.

Чем больше прибавлялось самородков в мешочке, тем равнодушнее Степан смотрел на тусклый от амальгамы металл. Вдруг исчезла цель, ради которой он неожиданно сорвался с насиженного места. Остался лишь азарт охотника, но охотился он на…

На задних лапах с оскаленной пастью медведь, припавшая к золотому суку рысь, напрягшаяся перед прыжком, сохатый с тяжелыми лопастями рогов, изящная пальмовая ветвь (точно из стихов Лермонтова). Но самое ценное в его коллекции — необъяснимо знакомый силуэт, точно материализовался сон… Ветер сгибает стройную фигуру девушки, плавные руки вскинуты к небу, золотые длинные волосы облепили лицо. Такое может произойти лишь случайно, и обязательно выполнено самой природой…

Сейчас он, может, самый богатый на всем побережье Охотского моря, но все равно у него не было малости — хотя бы заплесневелой хлебной корочки! Прямо из котелка допив остатки похлебки, Степан твердо решил: «Все!..» Завтра вход в штольню он замурует камнями, прикроет ветками кедрача. О близком будущем он не хотел думать…