Дикая степь

Разумеется, эти ребята в чем-то правы, если им верит чуть ли не половина нашего шарика. И вообще, идея насчет крепких рук на штурвале Тимофею Христофоровичу вполне импонировала: как и большинству здравомыслящих людей, ему хотелось думать, что он также относится к числу тех самых сильных личностей, что не твари дрожащие, а право имеют.

Но в отличие от этих западных товарищей господин Шепелев, проживший на свете сорок два года, твердо знал: миром правит его величество Случай. Будь ты хоть семи пядей во лбу и весь из себя зацелованный прогрессивным обществом речной волк — искусный борец с подводными рифами, все твои потуги бессильны, если в жизнь твою решил вмешаться Случай.

По долгу службы Тимофею Христофоровичу приходилось серьезно заниматься историей, и в анналах он находил немало подтверждений своим воззрениям. Примеров было — тьма!

Вот наиболее яркие.

Сидит себе греческий товарищ в ванне, жрет потихоньку финики, вдруг как заорет — эврика, блин! И до сих пор ведь все помнят!

А вот: ходит себе по английскому лесу некий Флеминг (не Ян, а Александер и к тому же — микробиолог), ищет травку всякую. Вдруг — бац! Башкой шарахнулся об дерево, тут же рухнул без сознания и в падении себе рожу ободрал о кору — не хуже уссурийского тигра.

А на дереве том некий плесневый грибок рос…

Очухался Александер, побрел домой в печали великой. Башка — хрен с ней, лобная кость крепкая, а вот рожа гнить будет месяца два: климат в Англии — сами знаете. А через два дня смотрит — затянулись царапины, ничего не гниет, заживает на глазах!

Что за чудеса? Побежал Александер к тому дереву, обследовал его, собрал в пробирку грибок… Дальше можно не продолжать: каждый знает, какую революцию в медицине произвело открытие пенициллина.

Или так: один наш гражданин сверхплотно поужинал и лег почивать. И от переедания ему кошмарики всякие сниться стали. Буквы какие-то, цифры и валентность. Очнулся товарищ — ого! Оказывается — система. Периодическая.

Теперь все пользуются. А ну как не переел бы на ночь?

Но это — случаи благоприятные и весьма полезные для общества. А ведь бывают и совсем наоборот! Да еще и такие, что при всей их первоначальной незначительности вызывают лавинообразные процессы, чреватые всякими гадостями крупномасштабного характера.

Вот из жизни.

Шел бандит по улице, шел издалека — в розыске он был, с Севера свалил. Потихоньку поспешал, под плащом обрез держал. А на людном перекрестке двухментов он увидал. Сильно сгорбился, заохал, в подворотне тормознул. Типа — дедом притворился, что больной совсем и, типа, ласты чуть не завернул. Переждать хотел ментов, соскочить чтоб без понтов! На свою беду студентик, сердобольный и активный, проходил. Видит — вроде деду плохо, подскочил к нему, дебил. Ухватил под локоток, потянул к себе чуток…

А дальше — сплошная проза.

Дед ему — отвали, помощь не нужна.

А студент — активный. Все люди — братья, помогать надо друг другу.

Дед опять: отвали по-доброму, блин!!!

Студент настаивает — помогу, и все тут! Не был он в армии, это там учат, что дурная инициатива — наказуема. Вцепился в деда, поволок.

Дед телодвижения студента истолковал превратно и мгновенно открыл пальбу.

Народу вокруг было — немерено. Результат первых пятнадцати секунд недоразумения: двое “двухсотых”, пятеро “трехсотых”. Но это только первичный результат…

Мимо проезжал пожилой дядя на панелевозе, испужался зело стрельбы и крови, хватил его сердечный приступ — за рулем. Представляете? Скорость на перекрестке не бог весть, километров двадцать пять — тридцать, но — панелевоз же! Груженый. А тут красный врубили!

Три спереди стоявших легковухи — всмятку, газетный киоск — долой и — на тротуар. На тротуаре — толпа зевак. Еще пятеро “двухсотых”, шестнадцать “трехсотых”.

Те менты, что шли себе спокойно по перекрестку, на стрельбу таки отреагировали, метнулись туда — а деда и след простыл: соскочил, пользуясь паникой.

Вот такой плачевный результат.

А самое обидное: как потом выяснилось, на той хате, куда жулик направлялся, часа за три до происшествия организовали засаду. Оперы как раз срисовали адресок и решили — отработать. Тихое, безлюдное местечко, засадники — свежие еще, жулик в точке уверен, в побеге третью неделю, вымотан донельзя, еле держится… Наверняка слепили бы без особого труда. Если бы случайно не подвернулся настырный студент…

Тимофей Христофорович к феномену случая относился серьезно — отчасти из-за специфики своей нынешней профессии, отчасти в силу хронического фатализма, всерьез подхваченного на прежнем месте службы. Хотя при первом взгляде на Христофорыча заподозрить его в а-ля печоринских меланхолиях было никак нельзя. Высокий, мясистый, сильный мужчина сорока двух лет, снабженный Природой-матерью добродушным лицом, смеющимися глазами и красивой блестящей плешью без бородавок, а также крупным жизнерадостным носом, запрограммированным на хорошие запахи. И вообще — очень жизнелюбивый и коммуникабельный тип.

Наверно, все-таки профессиональная деятельность повлияла…