Дикая тишина

Сумки Роуан были собраны, предстояло очередное грустное прощание, ведь мы знали, что теперь, возможно, не увидимся много месяцев. Я не осмеливалась спросить, как ей книга. Те два дня, что она провела за чтением, я старалась не попадаться ей на глаза. Мне хотелось, чтобы она оставила книгу и провела время с нами, но одновременно и не хотелось, чтобы она прекращала читать, ведь это могло бы означать, что «Чуть подсоленная ежевика» ей не понравилась. А теперь рукопись лежала на столе, снова перевязанная веревочкой. Неужели она уедет, так ничего и не сказав?

– Не знаю даже, что и сказать.

Какой кошмар, ей не понравилось. Слишком близко к реальности, слишком много воспоминаний о доме и, господи, откровенная сцена на пляже – я совсем про нее забыла!

– Это потрясающе, просто здорово, я и не знала, что ты можешь так писать.

– Так тебе кажется, вышло ничего?

– Вышло гораздо лучше, чем ничего! Знаешь, тебе обязательно нужно что-то с ней сделать.

– В каком смысле? Переплести?

– Нет. Вот глупая! Опубликовать.

///////

Почти весь прошлый год я провела в одиночестве: и моя сильная, цельная часть – женщина, которая прошла всю береговую тропу и не побоялась посмотреть в лицо будущему, и моя потерянная, запутавшаяся, напуганная часть – та, что скрывалась от мира в квартирке позади церкви. Материя и антиматерия встретились в вакууме. Написав последние слова и закрыв ноутбук, я вернулась на тропу, в волосах у меня играл ветер, а в воздухе висело почти осязаемое ощущение надежды. Безусловно, энергия в моей пустоте изменилась, и из этой энергии появилась книга. Теперь она лежала на столе, ощутимая, реальная, перевязанная веревочкой. В моем вакууме была создана масса. Нечто возникло из ничего. Но если частицам этой массы суждено дать о себе знать, им придется с чем-то взаимодействовать; чтобы их увидели, на них должен упасть свет.

12. Свет

– Определенно, результаты сканирования DaTscan показывают именно то, чего мы боялись. Посмотрите вот сюда и сюда, и вы увидите все наши проблемы.

Наш врач переехал в новый кабинет. Вместо парковки окна теперь выходили на большую иву, ее листья чуть шевелились, тревожа падающий на стол свет. Каждые шесть месяцев мы продолжали ездить к прежнему врачу-консультанту – привязка к Уэльсу, от которой мы так и не смогли избавиться.

– Вот видите эти два пятна в центре мозга? – Он показал карандашом на два темных сгустка в середине изображения на экране, путамен и хвостатое ядро, области мозга, которые контролируют всевозможные двигательные и когнитивные функции. – Радиоактивное вещество, которое вам вкололи, должно светиться на изображении в тех областях мозга, которые функционируют. Это можно сравнить с полетом ночью над городом, когда внизу видны скопления маленьких огоньков.

Я уставилась на экран в ожидании огоньков, но ничего не загоралось. Видно было только гирлянду тусклых точек, опоясывавшую одно из пятен. Мот попятился от изображения.

– Но тут же почти ничего не светится.

– В том-то и проблема.

– Значит, прибор не работает? Потому что, если верить этому изображению, я вообще не контролирую свои движения.

– Человеческий мозг – удивительный орган, и мы далеко не всё о нем знаем. Ваш мозг явно научился обходить нерабочую зону. Он нашел альтернативные пути.

Мы вернулись на больничную парковку и сели в машину, оба словно в глубокой заморозке. Это был не тот шок, который мы испытали, впервые услышав диагноз «кортикобазальная дегенерация», а чувство растерянности, вызванное тем, что никакие наши героические усилия не смогут предотвратить неминуемое будущее. Мы прислонились друг к другу и уставились на выложенную мелкими камушками стену больницы. За нами игроки в гольф таскали по полю тележки с клюшками и с переменным успехом били по мячу. Окна в машине были открыты, и мы слышали, как мячи свистят в полете. Их бросали скорее с надеждой, чем прицельно.

– Я больше не могу.

Нет, пожалуйста, не сдавайся. Я взяла его за руку, ту же руку, за которую когда-то впервые взяла его в парке во время перемены в колледже. Эта рука берегла и защищала наших детей и штукатурила стены нашего дома. Эта рука коснулась моей в темной палатке на продуваемом всеми ветрами мысе. Теперь эта рука дрожала так, что мешала своему хозяину вести записи во время занятий, а когда он подносил ко рту вилку, с нее скатывался горох. Я держала эту руку крепко. Надежда есть. Мы нашли надежду на тропе и сберегли ее. Хранили в потайном кармане как раз на случай таких дней, на случай такой жизни.

– Тебе нельзя сдаваться, просто нельзя.

– Нет, я имею в виду, не могу больше тут сидеть и пялиться на стену. Давай поедем в город и купим свежий номер журнала Big Issue. Его же должны были напечатать на этой неделе, да?

– Разве тебе до того? И потом, это будет всего лишь крошечный материальчик на последней странице. Они сказали, что в любом случае пришлют мне экземпляр.

– Что?! Не пойти и не купить журнал, в котором опубликовали твою первую в жизни статью? Мы сейчас же едем в город.

///////

Продавец прессы как раз освобождал прилавок, чтобы уходить.