Мот медленно ковылял к фургону, неуклюжий и скованный, усталость серыми морщинами прорезала его лицо. Я села в фургон рядом с ним, а голос все продолжал напевать свою еле слышную песню.
– Может, завтра по пути заедем и купим банку краски?
20. Крысы
Я снова раскрыла «Копсфорд». С чашкой чая в руках я листала страницы, игнорируя слабый запах антисептика. Перечитывая знакомые отрывки, я искала в них настоящего Мюррея. Но его нигде не было: текст почему-то казался пустым, как бывает, когда смотришь на натуралистическую живопись Констебля. Пейзаж во многом точный и совершенный, но ему недостает настоящей жизненной сути, тех темных, трудных, болезненных граней, которые, мы точно знаем, прячутся где-то за залитыми солнцем ветвями и искрящейся водой «Телеги для сена». Я закрыла книгу. Что я могу сказать о ней? Это рассказ о том, как молодой человек проводит год в деревне, но что еще?
На ферме мы занялись отскребанием от стен заплесневелых обоев, и конца-края этому занятию не было видно. Иногда оно казалось нам бессмысленным, ведь в доме все сразу требовало ремонта и тепла, чтобы победить в борьбе сыростью. Причем проблем было так много, что мы не знали, за что хвататься.
– Думаю, надо сломать перегородку и двери из ДСП. Если мы выломаем их и откроем это пространство, оставим только каменные стены, в этой части дома улучшится циркуляция воздуха и станет посуше.
– Ты уверен? Может, мне сначала закончить с обоями?
– Дел так много, что нет разницы, с чего начинать, верно?
Спустя полдня возни с молотками и отвертками мы сложили громадный костер и уселись посреди пыльного помещения с открытой лестницей и старыми балясинами. Было тихо, вся суета прекратилась, но где-то в доме продолжалось едва слышное царапанье.
– Что это?
– Мы же не повредили водопроводную трубу? Это может быть протечка.
– Нет, послушай, звук перемещается. Теперь его слышно из другой комнаты.
Мы пошли по следам звука, теперь уже не царапанья, а топота множества маленьких лапок.
– Как называется группа мышей?
– Стая? Стадо?
– Куча мышей – нет, гнездо.
– Это не гнездо, это целая мышиная деревня. Мы, наверное, их потревожили, когда сносили стены.
Люк на чердак был просто прикрыт сверху куском фанеры. Когда мы сдвинули его с места, нам на головы и на пол посыпался дождь из мышиного помета.
– Нет, даже не деревня. Мышиный город.
Высокий просторный чердак затягивала паутина; по полу были разложены куски розового утеплителя. Два воробья испуганно заметались под крышей и вылетели на улицу через открытые свесы. Утеплитель был густо засыпан мышиным пометом, но с крыши не доносилось ни звука. Мыши услышали нас и затаились, укрывшись в своих розовых волокнистых гнездышках. Мы спустились вниз, вернули фанеру на место и стали вытрясать из волос коричневые катышки.
– Сколько мышей!
– Что с ними делать?
– Не знаю. Для начала убедимся, что они не могут пробраться с чердака в дом. Давай загерметизируем отверстия вокруг водопроводных труб, а потом проверим, чтобы и других входов нигде не осталось.
Я стояла на железнодорожной станции в городке Пар, махала вслед поезду, идущему на восток, и давилась слезами, как ребенок, расстающийся с любимой игрушкой. Диплом Мота не просто помог ему систематизировать десятилетия знаний и опыта, но и добавил к ним новые навыки проектирования, которые внезапно понадобились клиенту за триста километров от нас. Несколько дней мы промучились, решая, ехать ему или нет. Сможет ли он поехать один? Не забудет ли, куда ему нужно? Сможет ли выполнить работу, когда доберется до места? Не отправиться ли мне с ним? Наконец Мот уложил сумку, записал на лист бумаги все пересадки, нужные телефонные номера, адреса и имена и заявил, что, если он не способен справиться с этой поездкой один, ему вообще не стоит никуда ехать. И вот он сел в поезд и исчез из виду.