Дикая весна

Беззвучные черно-белые кадры.

Полицейские молчат.

На видео отчетливо видны плакаты в окнах банка. «Фонд Куртзона».

Куртзон.

Малин название кажется знакомым, но она никак не может вспомнить, в какой связи его слышала. Кажется, это какая-то новая фондовая компания? Но это не важно, лучше сосредоточиться на записи.

На багажнике велосипеда прикреплен черный рюкзак.

«Подонок, – думает Малин. – Но кто он? Тот же человек, что и в видеоклипе с “Ютьюба”?»

И тут, словно из ниоткуда, в центре кадра появляются две девочки в розовых курточках и джинсах, бегущие к банкомату, а из банка появляется размытая фигура мужчины с обнаженными руками.

Невозможно увидеть, кто этот человек.

Обычный посетитель.

Но разве она не узнает его?

Нет. Ей просто кажется, и никто из остальных оперативников не реагирует.

Боже мой! Я узнаю девочек.

Они проходят рядом с банкоматом и снова исчезают.

Затем, минут через пять, после того, как прошли еще двое клиентов, девочки возвращаются, а позади них можно разглядеть их мать.

Их темные волосы кажутся темно-серыми на черно-белой пленке и, несмотря на плохое качество записи, видно, как сияют их глаза, как они наслаждаются этим весенним утром на площади, завоевывая мир каждым своим шагом.

Малин закрывает глаза.

Зак увидел то же, что и она. Никаких сомнений, это близняшки Вигерё – убитые, разорванные на куски дети.

Взрывная сила бомбы в рюкзаке, должно быть, была направлена и в сторону банкомата, и в сторону площади. Для специалиста в такой задаче нет ничего невозможного.

Велосипед уничтожен полностью. Возле банка не удалось обнаружить никаких кусков, иначе Карин обязательно обратила бы на это внимание. Он, наверное, расплавился и превратился в молекулы. В эпицентре взрыва возможно все.

Девочки поворачивают головы, смотрят на велосипед, на рюкзак, словно из него доносится какой-то звук. Затем – чернота.

* * *

Малин.

Мы видим самих себя в эти последние секунды, но мы не чувствуем боли.

Мы не успели почувствовать боль.

Теперь мы так этому рады.

Малин, что ты собираешься делать теперь?

Ты сомневаешься? Ты видела человека, который оставил перед банком велосипед. Это он. Это он взорвал нас, это он убил нас, потому что теперь мы мертвые.

Вокруг стало темно, Малин.

А потом – светло, и ясно, и холодно. Словно мы не можем освободиться от самих себя, пока все не будут свободны.

Ты не понимаешь, что мы имеем в виду? Все одинокие люди, которые полны жизни и о чем-то мечтают.

Малин.

Что ты чувствуешь, когда видишь, как нас взрывают? Как нас убивают?

Другие дети живы – те, запертые, – и мы им завидуем.

Но мы не хотим быть там, где они. Там страшно и жутко, маленький мальчик все время плачет, а старшая сестра пытается его утешить, но у нее не получается, не получается, Малин, потому что они одни, им страшно, они боятся темноты, они боятся того, что снаружи в темноте…

Смотри на нас, Малин, увидь нас такими, какими мы были.

* * *

Запись идет без звука, однако Малин кажется, что до нее доносятся голоса девочек. Но она не может разобрать, что они говорят.

Так что она отгораживается от их бормотания и прислушивается к словам Свена Шёмана.

– Считайте это официальным совещанием в рамках расследования, – говорит Свен. – Нам необходимо структурировать нашу работу. До сего момента мы были слишком разбросаны. Первый вопрос: что мы здесь видим?

– Это может быть тот же человек, что и на видеоклипе на сайте Фронта экономической свободы, – произносит Юхан Якобсон. – Или кто-то другой. Однако стиль одежды тот же и телосложение то же.

На этом Юхан замолкает, но остальные видят, что он хочет еще что-то сказать.

– Гнусная сволочь! – шипит он. – Гореть тебе в аду!

Все остальные смотрят на него, стыдясь того, что думают о том же самом, удивленные такой вспышкой гнева – это так не похоже на Юхана. А Вальдемар Экенберг произносит:

– Гореть он будет.

Затем Малин слышит, как Бёрье Сверд делает глубокий вдох.

– Проклятье! Ребята, возьмите себя в руки! Мы все глубоко возмущены произошедшим, но так просто нельзя.

Затем слово снова берет Свен: