Дикая весна

Мальчик плачет. Девочка обнимает его, повторяет: «Не плачь, не плачь».

* * *

Однотонный свист. «Опять начинается. Выключите этот проклятый звук. Я хочу спать. Хочу оставаться здесь, в моей одинокой темноте…»

Сон резко обрывается, Малин открывает глаза, шарит рукой по дивану в поисках своего телефона.

Вот он.

По ошибке Малин сбрасывает звонок, но едва она успевает зажечь ночник, как телефон начинает трезвонить снова.

«Сколько времени? Сколько же я проспала? Черт!»

Она садится, отвечает в трубку:

– Малин Форс.

– Добрый день. Меня зовут Юхан Страндквист, я адвокат. Мы ожидаем вас здесь, в моей конторе. Уже десять минут третьего, у нас на два назначена встреча, я только хотел узнать…

– Я уже еду, – отвечает Малин и бросает трубку.

Это дело надо закончить. Оно займет не более получаса.

«А потом – всё, – думает она. – У меня нет ни времени, ни сил на какие бы то ни было новые заботы».

Глава 29

Она превышает скорость.

Чувствуется, что она только что проснулась, – но мозг работает на удивление четко.

Малин жмет на газ.

Улица Юргордсгатан перекрыта в связи с дорожными работами.

Машина проносится мимо Старого кладбища, где к почкам на деревьях уже начали добавляться маленькие листочки, и какая-то женщина возлагает большой букет красных и белых роз на одну из могил.

Малин думает о расследовании.

Она убеждена, что Юнатан Людвигссон говорит правду. Он был и всегда останется оголтелым активистом, но он не убийца. Фронт экономической свободы – это выдумка. Он один из тех, кто готов скитаться по всей Европе, протестуя перед залами конгрессов, требуя государственного контроля за деятельностью банков и расстрела всех жадных директоров.

А оружие? А взрывчатка в прицепе?

Романтические революционные мечты. В духе итальянских анархистов в США начала прошлого века.

Малин уверена, что Юнатан Людвигссон не использовал оружия, что они вовремя поймали его. Но кто тогда человек с велосипедом? Откуда он взялся, каковы его мотивы?

Малин останавливается перед красным сигналом светофора возле старой пожарной станции. Рядом с ней тормозит другая машина. Семья с детьми: папа за рулем, мама с двумя малышами на заднем сиденье.

Зеленый.

Малин снова давит на газ, и тут раздается оглушительный грохот – ей хочется присесть, спрятаться, она ощущает, как что-то сжимается в животе, и думает, что это произошло еще раз, но не видит дыма, не слышит характерной тишины.

На каком расстоянии?

Где что-то взорвалось? Кто? Опять по воздуху полетят оторванные части тела?

Она снова останавливается. Машина семейства тоже останавливается рядом с ней. Дети на заднем сиденье кричат, женщина пытается успокоить их.

Тут папа указывает на что-то пальцем и начинает смеяться, показывает пальцем и хохочет, и снова тычет пальцем.

У остановки в пятидесяти метрах впереди них, рядом с блестящим зданием многоэтажной парковки стоит автобус. Его корпус наклонен в сторону, как корабль во время сильного шторма.

Шофер рассматривает одну из передних шин – в ней нет воздуха; должно быть, это она с грохотом взорвалась несколько секунд назад.

* * *

Малин распахивает дверь в адвокатскую контору Юхана Страндквиста, постучавшись, но не дожидаясь ответа. Сейчас она снова чувствует себя разбитой.

Адвокат, на вид лет сорока, с жирными кудрями на затылке, одет в синий клубный пиджак и ярко-красную рубашку. Его опухшее от пьянства лицо изборождено глубокими морщинами, и Малин думает, что он, похоже, вчера пьянствовал, что эта встреча для него – обычное дело, где надо просто соблюсти формальности, и я тоже так к этому отношусь. Надо все это закончить и жить дальше. С юридической точки зрения все ясно: папа получит все, а затем я буду его единственной наследницей, когда придет время.

Однако не только его морщины заставляют Малин насторожиться. Лицо адвоката какое-то напряженное; у него такой вид, словно он хотел бы сбежать из кабинета. Похоже, что это дело – не обычная рутина. И тут она замечает отца. Он сидит в кресле возле стены, вдоль которой на книжных полках сгрудились строгие юридические книги.

«Папа не смотрит на меня.

Он сидит с прямой спиной и отводит взгляд, как делала мама. Он смотрит на адвоката. Или же он глядит в окно, на голубое весеннее небо? Думает о мамином пепле, где его лучше развеять?»

Малин знает, на что он смотрит.

Теперь она осознает это – ведь она мгновенно охватила взглядом кабинет, едва войдя, но потом, в течение доли секунды, вытеснила увиденное, потому что ей не хотелось даже пытаться понять, что происходит. Потому что… Кем может быть эта женщина лет шестидесяти, сидящая в другом кресле и не сводящая с меня глаз, которая улыбается дружелюбной, но профессиональной улыбкой?

Малин делает шаг в глубь кабинета, протягивает руку женщине в кресле, словно они оба, и женщина, и кресло, требуют к себе уважительного отношения, и произносит:

– Малин Форс. А вы кто?

– Сядьте, – говорит адвокат. – Добро пожаловать.

– Да, сядь, – поддакивает папа.