Дикая война

– Да знаю, потому и смеюсь, – отмахнулась тётка. – Ступай, а я пока самовар вздую, – проявила она тактичность и, подхватив самовар, вышла.

– Ох, Мишенька, – судорожно всхлипнув, выдохнула вдова, бросаясь к нему. – Живой! Слава тебе господи!

– Да что ж вы меня все хороните-то? – вдруг возмутился Мишка, откладывая стамеску и обнимая любовницу. – Вот отлежусь, снова как новенький буду. Лучше скажи, что с дочкой?

– Простыла егоза, – улыбнулась Ленка сквозь слёзы. – Говорила ей, чтобы не пила воду прямо из ведра колодезного, так не послушала.

– У врача были? – спросил Мишка, стараясь ответить на поцелуй и при этом не сильно крутить головой.

– Были. Порошок какой-то дал. Легче ей уже. Я потому и принеслась, что спать её уложила.

– Денег много потратила? – не унимался Мишка.

– Что было, то и отдала.

– Погоди, – кивнув, отодвинул её Мишка и, поднявшись, осторожно проковылял к своему оружейному сундуку.

Из полученных от атамана семнадцати рублей, десятку он отдал тётке, а остальные оставил себе, на всякие расходы. Достав из старого кожаного подсумка три рубля, он закрыл сундук и, вернувшись к лежанке, сказал, протягивая женщине деньги:

– Вот, держи. Купишь ей забаву какую и сладостей. Да и себе чего подбери. Благо хозяйство у тебя крепкое.

– Не надо, Мишенька. Я ж не за этим, – смутилась Ленка, и глаза её влажно заблестели.

– Знаю, что не за этим. Да сама видишь, я пока сам к доктору не ходок. Так что возьми. Мало ли чего. Ребёнок-то ещё не совсем оправился. Да и гостинец я тебе из похода не привёз. Самого едва довезли. Так что бери и не думай глупого.

– Спаси тебя Бог, Мишенька, – жарко выдохнула Ленка, прижимаясь к нему всем телом.

* * *

Из сна его вырвал чей-то возмущённый шёпот. Словно в сенях кто-то спорил, при этом стараясь сдерживаться. Возмущённую тётку Мишка признал, ещё даже как следует не проснувшись, а вот второй голос сначала его удивил, а потом заставил улыбнуться. Так гудеть рассерженным шмелём размером с собаку мог только один человек. Поднявшись, Мишка не спеша обулся и, не торопясь прошаркав к дверям, распахнул их, с улыбкой сказав:

– Мама Глаша, ты чего гостя на пороге держишь? Негоже так. Не басурмане, чай.

– Ой, сыночка, проснулся, – смутившись, засуетилась тётка. – А ты чего вскочил? Хочешь чего?

– За дом прогуляюсь, а ты пока самовар поставь. Проходи, дядя Николай. Я скоро, – добавил он, отворяя входную дверь.

Смущённый представитель власти – это всегда необычное зрелище. А смущённый урядник – это вообще что-то с чем-то. Громадный мужик с роскошными усами, весом за полтора центнера, смущающийся, словно девица, зрелище не для слабонервных. Так что Мишка, выбравшись во двор, едва сдерживался, чтобы не заржать в голос, как тот конь.

Посетив свой теремок, он всё так же не торопясь вернулся в избу и, усевшись за стол, улыбнулся вытиравшему лицо платком толстяку:

– Что, дядя Николай, досталось от тётки?

– Это я ещё не всё сказала, – тут же отозвалась Глафира, вылетая из-за печи.

– Ты это, Глафира, не шуми, – забасил урядник, ещё больше смущаясь. – Я ведь не просто так. По делу пришёл.

– Мама Глаша, ты ещё метлу возьми, полетишь быстрее, – шутливо осадил Мишка её порыв. – Я тебя просил самовар поставить.

– Так уже, Мишенька, – разом осёкшись, залепетала тётка.

– Вот и слава богу. Гость в доме. Собери там к чаю чего, – улыбнулся ей парень.

– Ага, так уже, – закивала Глафира и метнулась обратно.

– Однако, – удивлённо покрутил толстяк головой.

– Как дела, Николай Аристархович? – сменил тему Мишка.

– Так твоими молитвами, – усмехнулся толстяк. – Снова выручил ты меня, Миша. Народ уж чего только не задумывал. Благо у нас вечно запрягают медленно, а то не миновать беды. А уж когда узнали, что мы с казаками сговорились, так разом все и притихли. Знают уже, что ты ничего просто так не делаешь.

– О как! Это я тут теперь заместо народного мстителя числюсь? – растерянно усмехнулся парень.

– А ты как думал? Да помнит народ, с чего ты сиротой стал. Так что знают, что мимо такого дела не пройдёшь.

– Ну не прошёл, и чё? – иронично усмехнулся Мишка. – Ещё неизвестно, чем вся эта история нам аукнется.

– Сам говорил, война будет. А то, что хунхузы лютуют, так оно всегда так было. С самого начала нужно было им рога обламывать. Да начальство всё в большую политику играет.

– Ну, пусть дальше играет, а если военные в следующий раз не почешутся, то и я не стану. В этот раз повезло, едва жив остался. А в следующий может и не повезти. И что тогда с Глафирой станется? Её кто кормить станет? Или мало вдов в посёлке воют?

Сам того не замечая, Мишка начал заводиться и повышать голос. Потом, сообразив, что не на того гавкает, снизил тон. Но голова от таких переходов начала болеть. Чуть скривившись, урядник понимающе кивнул и, разведя руками, примирительно ответил:

– Думаешь, я по-иному мыслю? Нет, Миша. И я так же думаю. Да только толку с мыслей наших чуть да маленько.

– А вы с полковником говорили, дядя Николай? – беря себя в руки, спросил парень.