— Ты уверен? — помолчав, уточнил офицер. — Не скажу, что не верю твоим словам, но пойми меня правильно. Для такого утверждения нужны веские основания. С чего ты взял, что это именно он? И главное, зачем ему это?
— Сам уже все мозги сломал, — вздохнул Мишка. — Понимаю, что он чего-то от меня добивается, но чего, не понимаю. Да, в общем-то, это уже и не важно. В нашем государстве с сильным не борись, с богатым не судись. А если вспомнить, что у него вся верхушка посёлка в кармане, то, сами понимаете, жить нам тут спокойно не дадут.
— Не спеши принимать решения, — качнул офицер головой. — Дай мне время. Сам понимаешь, нас здесь всего двое пока. А дел — на два десятка. Потерпи. Придёт время, и с ним разберёмся.
— Вы-то, может, и разберётесь, вот только когда? И как мне жить, если от тех товаров у нас многое зависит. Вот, к примеру, мне бы пару полевых биноклей прикупить надо. Для охоты. И кому я их теперь заказать могу?
— Попробуй на другой станции, — нашёлся офицер. — Вот. Это тебе премия за поимку шпиона, — он выхватил из кармана бумажник и, быстро отсчитав три десятки, положил деньги на стол. — Если на бинокли не хватит, скажешь мне, я ещё дам.
— Благодарствую, — коротко кивнул парень, не прикасаясь к деньгам.
Сообразив, что дальнейшего разговора не получится, контрразведчик испустил тяжёлый вздох и, подбросив на ладони пакет с бумагами, сказал:
— Ладно, Миша. Пойду работать. Сам видишь, что ни день, то новые новости.
Проводив его до калитки, Мишка вернулся в дом и, отдав тётке из полученной суммы двадцать рублей, задумался. Его попытка натравить контору на зарвавшегося купца провалилась. Выходит, он остался с ним один на один. Купец, по слухам, сколотивший миллион рублей на различных махинациях, и простой охотник-промысловик. Весело, нечего сказать. А вот идея с переездом на заимку ему нравилась всё больше и больше.
В конце концов, что его здесь держит? Изба? Да ей скоро сто лет в обед. Огород? Были бы семена, а землю вскопать где угодно можно. Скотина и птица? Так и их перевезти туда невелика проблема. Особенно теперь, когда у него собственные аэросани есть. Сколотил на прицепные сани короб, загнал в него животину, и вези. Всё остальное добро? Так и его увезти можно. Одна проблема, как тётку уговорить?
Она в этой деревне родилась и, похоже, здесь же и помереть собирается. Но, с другой стороны, она просто не может не понимать, что жить им тут не дадут. Узнать бы, чего эта сволочь добивается… От размышлений Мишку оторвал вежливый стук в дверь. Глафира отворила и, впустив гостей, удивлённо покосилась на парня. В дом вошёл казачий атаман с девушкой лет пятнадцати. Церемонно перекрестившись на образа, казак поздоровался и, услышав приглашение присесть, повернулся к тётке:
— Вот, Глафира, сродственница моя. Настей зовут. Специально привёз, чтобы поучилась у тебя, как правильно масло на механической маслобойке взбивать. Не откажи в просьбе. Обучи девчонку.
— Так там просто всё, — удивлённо пожала тётка плечами. — Пойдём, милая, сама посмотришь.
С этими словами она обняла девушку за плечи и утащила во двор. Казак, проводив их взглядом, повернулся к парню и, заметив его оценивающий взгляд, понимающе усмехнулся:
— Хороша девка? Племянницы моей, царство ей небесное, дочка, — тут он перекрестился. — Всем хороша. И умная, и пригожая, и хозяйка, каких поискать, а беда мне с ней.
— Что так? — не понял Мишка.
— Порченая она. Хунхузами порченная. Мы тогда в походе были, а девки по ягоды ушли. Их троих и споймали. Надругались да бросили. Видать, думали, сами помрут. Да и то сказать, две так и не очнулись. А Настя, вон, выкарабкалась. Мы ту банду догнали, конечно, да только изменить уж нельзя ничего.
— И в чём беда? — снова не понял парень. — Или у неё с головой после того что случилось? Бывает такое, что после такого бабы умом скорбны становятся. А тут девка.
— Нет, с головой-то у неё нормально всё. Соображает, мне бы так, — отмахнулся казак.
— Так что тогда? Мужиков бояться стала? — сделал Мишка ещё одну попытку.
— Не замечал такого, — качнул атаман головой. — И глазки парням строит, и смеётся, ежели пошутит кто. Нет. Тут другое. В станице знают все, что с ней было. Так что шутить-то шутят, а замуж никто не возьмёт. Даже с большим приданым. А уж я бы не постоял. Вот и маемся с ней. И не прогонишь. Родная кровь.
— А в кого она у вас такая чернявая? — вдруг спросил Мишка, вспомнив внешность девушки. — Вы-то, вон, русый.
Настя и вправду обладала запоминающейся внешностью. В прежней Мишкиной жизни про таких говорили — экзотической. Прямые антрацитовые волосы до поясницы, заплетённые в толстую косу. Высокие скулы, огромные миндалевидные глаза, чёрные, словно ночь, и мягкий, округлый подбородок. Брови вразлёт, ровные и густые, и пушистые ресницы. Прибавьте к этому чётко очерченные, чуть припухлые губы, и получится готовая модель для рекламы какой-нибудь косметики.
— А то в бабку. У отца её мать из маньчжур была. Потому и волос вороной, — понимающе усмехнулся казак.
— Красивая девка, — нейтрально кивнул Мишка.