– А кто же еще?
– Нет.
– Тогда что ты тут делаешь? – спрашивает она.
– Обедаю.
Холли смотрит на Майкла и Лу так, словно никак не может понять, что за чушь я несу.
– Что ж, значит, тебе не светит делать вместе с Беном задание по «Отелло». Он выбрал меня и Тифф.
– Не очень-то и хотелось.
Но на самом деле сердце у меня сжимается: он даже не попытался уговорить на это меня.
– Сделаешь его вместе с нами, – предлагает Лу.
Майкл кивает.
– Поработаем втроем.
– Ты что, совсем не злишься, что теперь мы с Беном партнеры? – уточняет Холли.
– Если вас трое, вы уже не партнеры, – возражает Лу.
– Партнерство подразумевает двоих, – одновременно с ней сообщает Майкл. У педантов мысли сходятся. Но им обоим это без разницы.
– Да ради бога, лишь бы всех устраивало, – отмахивается Холли, бросая в меня взгляд, отчетливо говорящий: «Ох уж этот твой чокнутый дружок!»
А вот теперь я чувствую себя брошенной трижды. Мой парень, моя лучшая подруга и мой самый давний друг нашли себе пару для задания, и никому из них даже в голову не пришло сначала спросить меня.
Я выбита из колеи внезапно накатившей тоской по дому. Обида настолько несущественная, из тех, которыми я могу поделиться только с мамой, прибежав к ней выплакаться после школы, и она не осуждает меня, а выслушивает, обнимает, наливает чаю, и мне становится легче, как когда я была маленькая. Если бы я оказалась дома, то устроила бы уютную норку из своих же подушек и одеяла и уселась бы в ней дуться. Мне так осточертело делать вид, будто все досадные мелочи ничего не значат. И даже в конце дня нельзя взять и отделаться от всего плохого разом. День переходит в ночь, а она – в следующий день. И так раз за разом, и я уже больше не могу. Я переполнилась раздражительностью, которая только нарастает вдали от дома, моей зоны декомпрессии. Может, поэтому все здесь носятся по горам, как заведенные. Чтобы хоть как-нибудь облегчить душу. Может, и мне побегать? Хоть это и тревожный признак.
39
Я сказала.
Я сказала Майклу.
Я сидела в пещере, а он пришел искать меня. Произнес «тук-тук» – ха-ха, а двери-то нет.
– Я тут подумал… может, хочешь поговорить о ревности, манипуляциях, предательстве и убийстве? Это для письменной работы по «Отелло».
А я сказала, что по счастливой случайности, ревность, манипуляции, предательство и убийства – мои излюбленные темы для беседы.
Мое убежище теплое и сухое, как и полагается всем приличным пещерам, но, увы, таких раз-два – и обчелся. И места для гостей здесь хватает с избытком.
Он сказал:
– Мне нравится, как ты тут все устроила.
Рядом со мной лежал «Большой Мольн»[18], Майкл заметил его.
– Я прочитал его с большим удовольствием. А тебе он нравится?
Я успела прочитать примерно половину, но сказала:
– Да, мне посоветовал ее друг, и мне очень нравится.
В книге лежала закладка, которую сделал ты, и он спросил – смущенно, потому что совсем не назойливый:
– Этот твой друг?
Я кивнула. Он посмотрел на наш снимок, потом на меня.
– А я как раз думал, где эта часть тебя. Мне казалось, что она должна где-то быть. – И он криво и виновато улыбнулся, показывая, что он давно привык к тому, что люди слишком часто осуждают то, что он говорит.
Но я не отвела взгляд, и он снова спросил:
– Этого человека больше нет рядом?
Я покачала головой. Говорить я не могла. Но все было в моих глазах. Их переполнило сознание, что тебя нет. Переполнили слезы. Переполнила невозможность выговорить эти слова. И у меня задрожали губы от напрасных стараний не расплакаться.
Майкл сказал:
– Ох, Луиза, мне жаль. Мне так жаль.
Он не отвернулся, Фред. Он смог выдержать. Он взял меня за руку, сжал ее в теплых ладонях. И сидел со мной, держа мою руку и мою боль. Я чувствовала себя, как на процедуре переливания сочувствия, а я изголодалась по нему. Я даже не представляла, насколько остро мне требовалось открыться кому-нибудь.
40
Еще и трех недель не прошло, меньше трети семестра, а мы уже намозолили друг другу глаза до состояния травмы мозга.
Открытая война между Энни и Элайзой находится в состоянии эскалации, ее причина – бить или не бить жуков-пауков. Энни решила завербовать нас всех в вегетарианцы, просвещает нас насчет самых жутких подробностей мясоедения и требует спасения каждого паука или насекомого, попавшего в корпус. Элайза остервенело уничтожает их и беззастенчиво лопает мясо.
Несмотря на всю защиту и спасение муравьев, Энни боится, что кто-нибудь из них ночью заползет ей в ухо и проберется оттуда в мозг. Убедить ее, что между слуховым проходом и мозгом связи нет, невозможно.
Энни в своем репертуаре – даже когда ей предъявляют в доказательство медицинские схемы, она заявляет: «Вы что, совсем лузеры, и даже «Ремонт в доме» не смотрели? Стены можно снести. Или прогрызть».