– Знаешь, все, что ты описала, – не спешить, поговорить, книги… все это очень похоже на то, как было у вас с Майклом. Так, может, ты уже дошла до нужной стадии после… скольких там? Десяти лет?
– Двенадцати.
– И теперь готова трахаться с ним?
– Ого! Это, между прочим, подло. При чем тут Майкл?
– Ага… да насрать, проехали, – он встает. – Ты, главное, дай мне знать, если у тебя чувства переменятся.
Чувства? Да как у него язык повернулся сказать такое?
– Дверь открыта, – добавляет он. – Мое тело – твое, – он разводит руками, поворачивается и уходит.
Я откидываюсь на спину, смотрю, как голубое небо проедает дыры в светлой и темной листве, а слезы скатываются к вискам, горячими струйками пробегают по волосам и капают на землю.
Что ты сейчас
Я буду ухаживать за тобой и воспламенять тебя. Буду ждать, пока мы не наверстаем все, что упустили. И разбужу тебя волшебным поцелуем, когда придет время. Я буду петь тебе всю звездную ночь напролет. Буду смаковать тебя, как молодой персик первого лета.
Он возвращается. Я шмыгаю носом и вытираю лицо, но он подходит лишь настолько близко, чтобы я услышала его слова: «У-Тан Клан».
И отворачивается, не замечая – или «не замечая» – слез. А это или бессердечие, или деликатность. Нельзя же, в самом деле, спать с парнем, пока не узнаешь его настолько хорошо, чтобы понять, бессердечный он или деликатный, верно?
Уходя, он говорит:
– Так что вот музыка для начала, ага?
Дождавшись, когда он уйдет, я перечисляю:
– «Лаксмитс», Пэтси Клайн, «Велвет Андерграунд», «Чеарлифт». На этой неделе. Спасибо, что спросил.
Я твержу себе: когда люди встречаются, они ссорятся. Идеальные парни существуют лишь в стране воображения. А мне еще повезло – меня выбрал сам Бен Капальди. Давно пора расслабиться, у всех бывают неудачные дни, и это еще не значит, что мы расстались.
Оказывается, среди всех этих объяснений нет кнопки, надежно выключающей слезы.
77
В этот черный день Холли превзошла себя.
Время ужина. Пятница. Пятничная фриттата, что само по себе удручает.
Присцилла кромсает все остатки овощей, какие под руку попадутся, сооружает для них яично-сырное покрытие, которое зажаривает до состояния резины, режет на ломти, а мы пытаемся переварить их.
Письмо у Холли.
Я не сразу поняла, что она задумала и почему затеяла все это именно сейчас. Ведь прошло уже недели две с тех пор, как письмо пропало.
А она – до сих пор не верится, что она способна на такую гнусность, – начала зачитывать отрывки из письма вслух, не говоря, кто это написал и кому.
Все радовались представлению и хохотали, а Холли скармливала слушателям лакомые кусочки яда.
Все вокруг встречали презрительным фырканьем каждую строчку. Я делала вид, будто не слушаю, старалась поскорее доужинать и уйти, когда вдруг оглянулась и увидела Майкла. Он был совершенно белым.
И смотрел, как его лучшая подруга смеется вместе с остальными. Над его письмом.
Сибилла спросила:
– Ну и кто он такой, этот твой таинственный поклонник, Холли?
– О, так он волосами питается, – не унималась она. – Это что-то новенькое. Где ты его выкопала? В интернете?
Это было все равно что видеть, как человек вот-вот попадет под машину, и при этом находиться на другой стороне улицы, на расстоянии четырех полос от него, и не иметь возможности предотвратить катастрофу. Холли готовилась нанести решающий удар.
– По-твоему, странное письмо?
– Не просто странное. Дикость какая-то. – Сибилла засмеялась.
– Значит, ты не хотела бы получить такой знак внимания?
– Шутишь, что ли, – удивилась Сибилла. С какой стати мне хотеть, чтобы кто-то ел мои волосы? Нет уж, спасибо.
– Ну что ж, не повезло, – потому что это письмо не для меня, а для тебя. От твоего дружка. – Холли указала на Майкла и протянула Сибилле не меньше десяти исписанных страниц, ехидно добавив: – Правильно ты сказала – дикость.
Все уставились на Майкла.
Он смотрел только на Сибиллу.
В этот момент она могла бы спасти его. Но об этом она даже не задумывалась. На лице у нее были написаны только стыд, ужас и отвращение.
Она отвергала его уже тем, как держала его письмо.
– Это не про меня, – заявила она.
Она негодовала и вместе с тем конфузилась, так что можно было подумать, что ей неловко от того, что ее тайну раскрыли.
Майкл абстрагировался от насмешек и острот, которые слышались отовсюду, и ждал только вердикт Сибиллы – ничто другое его не волновало. Потом взглядом показал, что понял ее, и вышел.