— Они оба приезжали. Вначале Семён, потом Данила. Один балаболил без умолку. Другой то рычал, то сидел молча, как изваяние. Контузила ты его своим побегом.
Я его ещё и обидела. Тут же колет в области сердца. Значит, он был в городе, а ко мне даже не заехал.
— Зацепила ты его, иначе бы он на Семёне не оторвался. Обычно он сух на эмоции. Но ты должна понять, что это мужик, у которого в прошлом травма была, не может он всем душу открывать. Особенно бабам. Время ему нужно. — Сползает вниз, поправляет руку с капельницей, кладёт поудобнее. — Да не такой уж он и дикий. Жаль, ты летом к нам не приезжала, он в это время с мальчишками в футбол гоняет. Очень любит деток. У нас пацан есть, он под трактор в детстве попал, прогнозы были очень неутешительные. Операция за операцией, реабилитация. Так дикарь его ходить буквально заставил, таскал везде, — усмехается, — издевался, вынуждая смотреть, как они играют. В общем, мальчик потихоньку ползать начал. Собственные родители его списали, а Михайлов вот нет. Хороший он, просто привыкнуть, притереться нужно.
— Как он с вашей внучкой-то умудрился связаться? Не пара они совсем.
Услышав про Елизавету, Степановна резко мрачнеет. Как будто даже морщин становится больше.
— Детская любовь это была. Глупая. Она ему принцессой казалось. У пацанов это частое явление. Лизка вечно ходила голову задрав. Мужиков это цепляло. Это сейчас в нашей деревне все понимают, что с такой лучше не связываться. Но тогда она была самой красивой. И он самым видным. На том и сошлись. Да и не жили они толком. Ругались больше. Она хотела, чтобы он по карьерной лестнице рос, чтобы под руку её водил по всяким симпозиумам. А у него командировки в опасные места, где такие специалисты нужны. Везде же есть эти, как их, показания свидетелей и итоги
Вздыхаю. Опять ничего непонятно. Сердце ноет. Душа на разрыв.
Но нужно привыкнуть. Кроме Васьки, мне никто больше не нужен.
— Возможно, ваша внучка в тюрьме окажется.
— Знаю, — сухо. — Сёма мне всё рассказал, ещё и Дунька приезжала. Бочку на тебя гнала, ныли тут по очереди.
Поболтав ещё немного, встаю.
— Вижу, привязалась ты к нему, не отодрать! — прищуривается Степановна.
— Нет. Мне не нужен человек, который не может даже разговаривать нормально. Я хочу обычные, стабильные отношения! — Меня аж трясет от возмущения. — Я хочу, чтобы теплота, нежность, чтобы душа в душу. А это что? Пей! Ешь! Сиди! Стой! Никуда не ходи, пока я полку не прилажу. Да кто это выдержит? Это же самодурство самое настоящее. Я, конечно, испытываю к нему некоторые чувства, те, что вспыхнули сами по себе, и не могу пока успокоиться. Не в состоянии контролировать! Но это скорее что-то физическое. Мужчина-то он ладный. Красивый, сильный, большой. Но всё остальное — ужас. Меня это не устраивает. Он баран!
— Я про кота, — смеётся Степановна, закашлявшись. — Ты его назад в деревню свези.
Кивнув, чувствую, что щёки покрываются красным. Ну вот… Когда эта толпа приятелей снова к ней приедет, Степановна расскажет, что я неравнодушна к Михайлову. Зачем я только пришла сюда? Надо было сразу же идти туда, куда задумала. Но навестить старушку нужно было. Нехорошо это. Я же не такая, как некоторые, не чёрствая и холодная.
Держу путь на почту. Ещё с утра, до работы, я решила сделать то, что навсегда отрежет мне путь к дикарю. И ему незачем будет ехать ко мне.
Попросив небольшой пакет для пересылки, я заполняю все необходимые карточки и кладу в него флешку. Запечатываю и отдаю почтальону. Девочка оформляет отправление. А я каменею, только сердце молотит под одеждой, словно взбесившийся гном с киркой.
— Что-то ещё? — интересуется из окошка.
— Нет. Скажите, а скоро придёт к получателю?
— Да тут же близко, на днях.
— Хорошо. Чем раньше, тем лучше.
Ну вот и всё. На этом наша история закончилась. А Василия я им не отдам. Он меня всё равно больше всех любит. Мы с ним теперь самые родные.
Глава 43
Глава 43
В подвале своего дома, чтобы держать себя в форме, я оборудовал тренажёрный зал. Так, ничего особенного: гантели, штанги, утяжелители, эспандеры и блоки.
Здесь думается легче, а ещё злость на одну красавицу пускается в мирное русло. Ибо сейчас я просто в центре самой сильной в моей жизни саморазрушительной ярости.
Жарко! Раздевшись до коротких старых спортивных шорт со шнуровкой, потею как в последний раз. Поднимаю и опускаю, снова поднимаю и снова опускаю, рычу и злюсь.
Мало того, что уехала, хотя ей никто не разрешал, продолжает жить своей жизнью, так ещё и с Семёном созванивается.